Изменить размер шрифта - +
 Агапов, С. Буданцев, Е. Габрилович, М. Зощенко, Вс. Иванов, В. Инбер, В. Катаев, М. Козаков, А. Толстой, В. Шкловский и многие другие.

Экскурсия была прекрасно организована. Сначала широкое застолье в гостинице "Астория", потом писатели сели на пароход "Чекист", где их обслуживали работники ОГПУ. И наконец, встреча с заключенными. В хорошо пошитых комбинезонах "каналоармейцы" встречали литераторов возле аккуратных домиков, к которым вели посыпанные песком дорожки. Все как один готовы к перековке и рассказам, как встали на путь исправления.

По итогам поездки писателями было написано много благодарственных писем главе НКВД Генриху Ягоде.

Товарищ Ягода!

Великолепный канал, возвращение тысяч людей в семью трудящихся – это только результат, только следствие. Все это следствие светлого разума партии, железной энергии и преданности пролетарской революции отборных большевиков, работающих в ОГПУ и руководивших строительством канала и перековкой людей. Писатели это поняли. Мы рады сообщить это вам, первому руководителю строительства.

Авербаху кажется, что, несмотря на опалу и ссылку в Свердловск, он скоро вернется на властный Олимп. Ему благоволит Горький. Он руководит изданием книги о Беломорканале. Однако его кандидатура не проходит в оркомитет съезда писателей, и это для Авербаха дурной знак.

А Ольгина литературная жизнь вполне благополучна. Весной 1932 года в газете "Наступление" она с комсомольским задором обличает обэриутов: "…основное в Хармсе и Введенском, – пишет она, – это доведенная до абсурда, оторванная от всякой жизненной практики тематика, уводящая ребенка от действительности, усыпляющая классовое сознание ребенка. Совершенно ясно, что в наших условиях обострения классовой борьбы – это классово-вредная контрреволюционная пропаганда". У нее уже сложилось ощущение, что ей-то хорошо известно, что нужно писать для детей, а что нельзя. При этом она все-таки не готова жить в линейном мире советской пропаганды. "Да, у нас мало "своего" мышления, мы однообразны, как китайцы", – пишет она в дневнике в 1934 году. У нее много вопросов к литературному движению, но дискуссии после тридцатых годов отменены, а жизнь за окном – карточки, спецталоны, прикрепление к магазинам – Ольга объясняет себе, как всегда, борьбой за социализм. Правда, ей кажется, чтобы идти вперед, надо не обманывать людей по радио и в газетах, а открыто говорить, с какими лишениями сталкивается страна при строительстве светлого будущего.

Ольга пытается определить правила, которые власть установила для писателей, но выводы, к каким она приходит, неутешительны.

"…Официальная мораль – это творчество Вали Герасимовой, высказывания Либединского – т. е. все схематическое, условно-социологическое (знаки), рационалистическое, роковым образом несущее привкус ханжества. Знаки, схемы. Но Юра считает, что все это декретируется ЦК… Они же показывают нам образцы правды, взять XVII съезд, взять доклад Кобы… Нет, или я ничего не понимаю, или, вернее, там кое в чем ошибаются".

После появления ее первой "взрослой" поэтической книги "Стихотворения", редактором которой был Николай Тихонов, Ольгу принимают в члены только что образованного Союза писателей. Теперь она мечтает написать серьезную книгу. То думает взяться за роман из жизни Невской заставы, где прошло ее детство, то возвращается к истории завода "Электросила" – большой очерк она обещала еще Горькому. А потом вдруг загорается идеей написать повесть для детей "Дзержинский" и для этого хочет обратиться к заместителю главы УНКВД по Ленинградской области И. В. Запорожцу.

Убийство Кирова кардинально меняет атмосферу в стране: чистки, аресты, высылки.

Быстрый переход