Сверкер сын Олава дал дочери имя в честь тогдашнего князя смолян – Ведомила, ее деда по матери. Когда Ведоме, старшей дочери Сверкера и Гостиславы, было четыре года, борьба кривичской и варяжской знати вылилась в вооруженное столкновение. Победил ее отец – обладатель более многочисленной, хорошо снаряженной и обученной дружины. Гонцы с приказом собирать ополчение еще и не успели оповестить всех смолян, как князь с сыновьями уже был убит, женщины и дети взяты в плен.

Родившись в семье воеводы-варяга, Ведома стала княжеской дочерью. И даже почти главной наследницей: княгиня произвела на свет трех дочерей, но сыновей Сверкер так от нее и не дождался. Как водится, после победы он набрал себе жен-заложниц от наиболее крупных покоренных родов, и младшие жены родили ему несколько сыновей. Но пока старшему из них было лишь десять лет, и это беспортошное воинство вовсю рубило крапиву деревянными мечами.

Городок Свинческ, в котором жил когда-то Олав, а потом Сверкер, был невелик и вмещал только князя с хозяйством и дружиной. Все прочие – торговцы, ремесленники, рыбаки – обитали в предградье, где их отдельные избы или дворы, разделенные плетнями, были беспорядочно разбросаны на весьма широком пространстве днепровского берега.

Усталая после целого дня блужданий по лесу, Ведома прибрела наконец на княжий двор и там наткнулась на свою челядинку Нежанку, молодую и приятную видом девушку.

– Бабка тебя искала. – Нежанка забрала у Ведомы корзинку с приувядшими желтыми цветками.

– Не говори никому пока, что я вернулась. Цветы сушить разложи.

В срубах, из которых была выстроена стена городца с заборолом поверху, располагались загоны для многочисленной княжьей скотины, клети для разных припасов, жилые избы для челяди. Их двери выходили на связку изб, которые назывались хозяйскими. Первой в ряду была изба князевой матери, старой Рагноры, где жила и Ведома. Дальше – изба Сверкера, там хозяйство вела Иногостьица, из числа его младших жен, которых он взял по мирному договору с местными родами.

Убедившись, что ее никто не видел, Ведома метнулась к третьей избе, где жила княгиня с младшей дочерью, Прияной. Она хотела увидеться с матерью. Прямо сейчас, иначе не спать ей ночью.

В избе было тихо, горела одна лучина, и Гостислава сидела рядом с ней за пряжей. Она всегда пряла, круглый год. Будто надеялась исправить судьбу своего рода, так неудачно спряденную девами-суденицами. С тех пор как ее родные были загублены ее же мужем, она всегда носила «печальную сряду» с синим вершником, не выходила к гостям, не участвовала в обрядах и принесении жертв. С ней почти никто не виделся, кроме домочадцев.

Если знатные гости порой спрашивали о ней, Сверкер с полной откровенностью отвечал:

– Она скорбит по своим родичам, с которыми мне пришлось скрестить оружие двенадцать лет назад. С тех пор она носит «печальные» одежды и не участвует ни в каких увеселениях. Княгиня ведет себя именно так, как ей и полагается, – добавлял Сверкер, и виду не подавая, будто поведение жены ему хоть сколько-то неприятно. – Я был бы разочарован, если бы она поступила иначе. А так я знаю, что женат на достойной женщине, знающей свой долг перед родом.

Ведома не раз уже слышала эти речи. В те дни, когда все это случилось, ей было всего четыре года и она мало понимала в происходящем. Помнила, как мать кричала и причитала, а бабка Рагнора забрала ее, Ведому, и двухлетнюю сестру Олову к себе в дом. Они рвались к матери, но бабка не пускала, непреклонно объясняя:

– Иначе она вас зарежет и подаст на стол вместо двух поросят!

Девочки замирали от ужаса, не понимая и отказываясь верить, как это их собственная родная матушка может зарезать их и поджарить! Она же не Ведьма-рагана, которая иногда, по слухам, проделывает такое с детьми, что теряются в лесу.