Изменить размер шрифта - +
Другие придворные говорили и делали еще не то.

Сам Зубов ко всем относился крайне пренебрежительно. Суворова, приехавшего к нему с визитом, он принял в «домашнем сюртуке», что совершенно не допускалось приличиями. Фельдмаршал затаил обиду, но, когда ему доложили об ответном посещении Зубова, старик мигом разделся и принял гостя в нижнем белье.

С особы князя Зубова культ переносился и на его молоденькую сестру, которая вдобавок была любимицей государыни. Ольга Александровна в глубокой старости так вспоминала об этих днях своей жизни.

— Вы их еще не знаете, — говаривала она, провожая киванием головы разных толстых и худых сенаторов и генералов, — а уж я довольно на них насмотрелась, меня не так легко провести, как они думают; мне двадцати лет не было, когда брат был в пущем фаворе, — императрица меня очень ласкала и очень любила. Так поверите ли, старики, покрытые кавалерия ми, едва таскавшие ноги, наперерыв бросались в переднюю подать мне салоп или теплые башмаки. Государыня скончалась, и на другой день дом мой опустел, меня бежали, как заразы, знаете, при сумасшедшем-то — и те же самые персоны...

В екатерининское время Ольга Александровна жила очень весело. Трудно, однако, понять, что, собственно, имел в виду Герцен, когда говорил о «сатурналиях», в которых будто бы она участвовала вместе с государыней. Откуда у него могли быть такие сведения? 75-летняя Ольга Александровна, конечно, об этом не стала бы рассказывать молодому человеку (в сущности, и малознакомому), если даже все это было чистой правдой. Вероятно, Герцен кое-что слышал от своего отца, которого связывала с Жеребцовой старая дружба. В строгой точности этих рассказов позволительно, однако, и сомневаться. О «сатурналиях» императрицы Екатерины трубили на все лады иностранные памфлеты периода Французской революции. Но к обличениям «Северной Мессалины» в добродетельных иностранных памфлетах нужно подходить по меньшей мере осторожно. Необходимо считаться с высоким процентом чистого и весьма развязного вранья. Вечно юное литературное производство, специально разоблачающее «тайны Зимнего дворца» и тайны всяких других дворцов, по качеству почти всегда чрезвычайно низко. В восемнадцатом веке к тому же и враги дворцов отнюдь не отличались строгостью нравов. Молва усиленно занималась Мирабо, Дантоном, Демуленом. Добавлю, что ни в одном из произведений обличительной литературы конца XVIII века я не встречал указаний на участие в «сатурналиях» Жеребцовой.

Ольга Зубова рано вышла замуж за Александра Александровича Жеребцова, человека очень родовитого (Жеребцовы значатся в Бархатной книге) и ничем не замечательного. Герцен о нем, по-видимому, даже и не слыхал: говоря об Ольге Александровне (в павловское время), он называет ее «молодой вдовой генерала». В действительности Жеребцов в ту пору был жив и был он человек штатский, — на старости камергер и тайный советник. Но в судьбе Ольги Александровны ее муж, по-видимому, не играл никакой роли. Жизнь ее в царствования Екатерины II и Павла I тесно сплетается с жизнью другого человека, шумная связь с которым ввела в историю Ольгу Жеребцову. Это был английский посланник в Петербурге лорд Чарльз Уитворт.

 

II

 

Русский историк Адрианов говорит: «Новый чрезвычайный посол английский был человеком еще совсем молодым; он приехал в Петербург, имея всего 28 лет от роду... Сойдясь с Платоном Зубовым и часто бывая у него, Уитворт познакомился и сблизился с его сестрою. Жеребцова произвела на юного дипломата неотразимое впечатление, и он решил во что бы то ни стало завладеть ее сердцем».

Все это довольно неточно. Уитворт родился в 1752 году и был, следовательно, лет на пятнадцать старше Жеребцовой. Двадцати восьми лет от роду он еще и дипломатом не был, а служил у себя на родине поручиком в первом пехотном гвардейском полку.

Быстрый переход