Он шагал, что-то такое ей рассказывая, — у него очки сползли на самый кончик носа, а он не замечал. Виолетта смеялась, и два локончика прыгали над ушами, как пружинки. Виолетта походила на смуглого чертика.
— Леонид! — ужасным голосом сказала Надя. — Мы же тебя ждем!
Леня и не подумал остановиться.
— Толкалин, ты что — глухой?
— Сейчас… — сказал Леня облаку в небе и поправил очки. — Я только помогу Вите донести скрипку.
Надя чуть не вывалилась из беседки.
— Это что еще за телячьи нежности? Сама не донесет?
— Я всегда помогаю ей нести скрипку, — вежливо сказал Леня, — у нее пальцы…
— Ах, пальцы! — изумилась Надя. — А мы и не знали! Толкалин, ты кворум срываешь! А ты, Вита, не строй, пожалуйста, из себя лауреата международного конкурса!
Пружинки подпрыгнули над ушами Виолетты.
— А что мне строить? Я и так лауреат международного детского конкурса в Брюсселе!
Это могло убедить кого угодно, но не Надю. Она сказала сухо:
— Это ничего не значит. Другие тоже лауреаты, но не строят из себя, а ты строишь. Толкалин, иди заседать!
— Все я… — уныло сказал Леня. — И снимай, и записывай, и заседай…
— Снимаешь ты как форум, а заседаешь как кворум, — сказала Надя. — Я бы на твоем месте гордилась, что ты и кворум, и форум. Вон Ларионов чемпион, а у нас он только форум! Отдай скрипку Левской, сама донесет.
— Форум, кворум, борум, норум… — сердито сказала Вита и убежала со своей скрипкой, потому что из окошка ее квартиры кто-то кричал:
— Вита, скорее, тебе Федор Федорович звонит!
А Федор Федорович был Витиным преподавателем.
Леня грустно посмотрел ей вслед, вздохнул, втиснулся между Капитончиком и Филимоновым, обреченно открыл магнитофон и спросил:
— Ну, что я опять должен?
Надя Молча посмотрела на всех по очереди. Потом таинственно похлопала по самой толстой папке.
— У моего бра… у нас, — сказала она, — здесь законспектированы все взлеты и падения чемпионов Олимпийских игр с донашей эры до нашей эры. Не каждый может выдержать испытание славой…
— Интересно, а к чему ты это все? — подозрительно спросил Антон, хмуря широкие брови и трогая пальцем собственный бицепс на правой руке, у него такая была привычка — проверять свои бицепсы, как будто они могли куда-то исчезнуть.
— Я предлагаю… — очень тихо сказала Надя.
— Я предлагаю… зазнать Ларионова! — и оглянулась за беседку на всякий случай, не подслушивает ли кто.
— Это еще зачем? — удивился Антон.
— А затем, что лучше зазнавать его сейчас, — горячо сказала Надя, — пока бацилла славы еще глубоко не пустила корни. Лучше переболеть славой сейчас, чем в будущем! Он сам увидит, что это такое, и тогда уж будет иметь прочный иммунитет против звездной болезни! И еще спасибо нам скажет.
— Ну уж нет, — сердито сказал Филимонов. — Я не позволю вам портить нашего с измала-рекорд-бея! Друг я ему или не друг?
— Не друг! — вскричала Лена. — Не друг, раз не хочешь помочь ему зазнаться! Вот. Кто лучше всех прыгает? Ларионов! Кто надежда нашего дома? Ларионов! А кто, может быть, в двадцать лет станет надеждой нашей страны? Ларионов, может быть…
— Мы должны его сохранить для большого спорта, — заключила Надя. |