В то время как беспокойная граница между двумя народами находилась в тридцати милях к югу от Блисса, другая граница пролегала прямо по центру твоей школы. Как городки по всему округу раздваивались, разделенные языком и цветом кожи, так же, понял ты, и муниципальная школа Блисса на самом деле представляла собой две школы. Спецкурсы были почти полностью «белыми», а стандартные – главным образом латиноамериканскими. Все официальные школьные мероприятия – танцы, футбольные матчи, кружки и клубы – были «белыми», а все развлечения латиноамериканцев школьное начальство пыталось пресечь: например, ежедневные собрания теханос прямо на ступенях школы, где они врубали музыку, порождая постоянный фоновый шум.

И именно там, за школьными воротами, в первую учебную неделю произошла большая драка, когда Скотти Колтрейн и его бледнолицые дружки принялись выкрикивать оскорбления служителям.

«Ándale, ándale!» – орал Скотти газонокосильщику, и тут какой-то мексиканский парень подкрался к Скотти сзади и расквасил ему нос. В обычных обстоятельствах на этом все бы и кончилось: мальчиков вызвали бы к мистеру Диксону, директору, а потом их на время отстранили бы от занятий. Но тем напряженным августом потасовка превратилась в побоище, где друг на друга наскакивали больше десятка парней.

Но даже и в такой разделенной школе ты чувствовал свою особую отдельность – мальчик, который только хотел проводить свои дни незаметно для остальных. Впереди маячил очередной одинокий год, самый худший в твоей жизни, как вдруг произошло настоящее чудо.

В тот четверг после уроков ты сидел в отцовском кабинете рисования и проглядывал задание по биологии, пока Па оттирал с парт краску. Брат что-то набрасывал за мольбертом – кричащую балерину в пачке, чьи ноги пожирали львы, – и внезапно повернулся к кому-то в дверях. В кабинет робко вошла Ребекка Стерлинг.

– Ребекка! – сказал ты, стыдясь, что произносишь перед ней ее имя.

– Итак! – сказала Ребекка. – Значит, сегодня я увижу, где живет Оливер Лавинг.

Сквозь цветущий румянец щек ты пристально вглядывался в нее – ее ухмылка наводила на мысль, что смотреть на звездопад Ребекка идет для смеха. Или скорее – приглашение отца она приняла из вежливости. Но потом, когда Па повез вас домой, случилось нечто чудесное.

– Чур, я вперед! – вскричал Чарли, едва вы вышли на парковку, и тут же впрыгнул на переднее сиденье. И так как заднее сиденье было завалено папиной коллекцией бумажных кофейных стаканчиков и оберток из-под фастфуда, тебе и Ребекке пришлось сидеть вплотную друг к другу; ваши облаченные в джинсу бедра уютно соприкасались, и каждый скачок машины сопровождался восхитительным трением.

– До темноты еще пара часов, – сказал Па по прибытии. – Давай ты покажешь Ребекке окрестности, пока мы тут устроим пикник?

И он подмигнул тебе, не особенно скрываясь.

Большая часть земли Зайенс-Пасчерз представляла собой засушливую местность, напоминая виденные тобой на фотографиях греческие острова, только Эгейского моря вокруг не хватало. Но тебе хотелось показать Ребекке редкий для этих мест клочок буйной растительности на плодородной земле вдоль ручья Лавинг-Крик. Ты вел Ребекку по прорубленным с помощью мачете тропам, и твое волнение превращало тебя в своего рода экскурсовода:

– Мой прапрадед со своей семьей приехал из Уэльса, это рядом с Англией, и у них была безумная идея, что Техас особенно от Уэльса не отличается, только земли будет достаточно на всех… – Ты умолял свой язык умолкнуть, но тот отказался прерывать лекцию: – Вот это столетник.