Сквозь бамбуковую стену мерцал свет, отбрасывавший на землю длинные столбики тени. Слышались также голоса. Мы поднялись к хижине и, заглянув внутрь, увидели танцовщиц, которые готовились к выступлению. Там было около двадцати девушек; их охраняли уродливые старые карги — настоящие дуэньи. Долговязый Дух предложил последних выпроводить, но Рарту сказал, что из этого ничего не выйдет, и пришлось примириться с их присутствием.

Мы настаивали, чтобы нам открыли дверь, которую все время держали на запоре; однако после громкого спора с одной из находившихся внутри старых ведьм наш провожатый пришел в беспокойство и посоветовал прекратить шум, не то все будет испорчено. Затем он предложил нам в ожидании представления отойти подальше, так как девушки, по его словам, не хотели быть узнанными. Больше того, он взял с нас обещание не двигаться с места, пока «хевар» не закончится и танцовщицы не удалятся.

Мы с нетерпением ждали. Наконец, они появились. На них были короткие туники из белой таппы, а в волосах гирлянды цветов. Одновременно вышли и дуэньи, остановившиеся кучкой возле самого дома, между тем как девушки сделали несколько шагов вперед. Через мгновение две из них, самые высокие, уже стояли рядом посреди круга, который образовали остальные, взявшись за руки. Все это было проделано в полной тишине.

И вот обе девушки сплетают руки над головой и, восклицая «Ахлу! ахлу!», ритмично двигают ими из стороны в сторону.

Хоровод начинает медленно кружиться; танцовщицы идут боком, слегка опустив руки. Постепенно движения ускоряются и, наконец, девушки уже несутся вихрем круг за кругом; их грудь тяжело вздымается, волосы рассыпаются, цветы падают и глаза у всех сверкают, как бы образуя сплошное кольцо света.

Тем временем две девушки внутри хоровода не переставая сходятся и расходятся. Изогнувшись в одну сторону, так что их длинные волосы далеко откидываются, они скользят туда и сюда и, выбросив вперед руки с вытянутыми пальцами, на одной ноге кружатся в полосе лунного света.

— Ахлу! ахлу! — снова вскрикивают обе царицы танца и, приблизившись друг к другу в центре круга, еще раз поднимают руки над головой и неподвижно застывают.

— Ахлу! ахлу! — Хоровод распадается, и девушки, с трудом переводя дух, останавливаются. Несколько мгновений они тяжело и часто дышат, а затем, когда яркий румянец начинает сходить с их лиц, медленно отступают, расширяя круг.

Снова две главные танцовщицы ритмично двигают руками, а остальные недвижно стоят в отдалении, напоминая в тихом свете луны каких-то сказочных фей. Но вот, затянув странную песню, они начинают мягко покачиваться, постепенно убыстряя движения; наконец, с трепещущей грудью и горящими щеками они на несколько мгновений страстно, самозабвенно отдаются пляске; по-видимому забыв обо всем окружающем. Вскоре, однако, ритм снова замедляется и становится томным, как раньше, и девушки замирают; затем, сверкая глазами, они вихрем устремляются вперед и, сливая свои голоса в дикий хор, бросаются друг другу в объятия.

Таков этот «лори-лори», как его, кажется, называют, — танец девушек-вероотступниц из Тамаи.

Пока шла пляска, нам стоило больших усилий удерживать доктора, чтобы он не бросился вперед и не схватил какую-нибудь из ее участниц.

В эту ночь нам больше не собирались показывать «хевар», и Рарту чуть не силой увел нас к пироге, вытащенной на берег озера. Мы неохотно уселись в нее и поплыли к деревне; добрались мы до нее довольно быстро и до восхода солнца смогли хорошенько выспаться.

На следующий день доктор бродил по деревне, стараясь отыскать вчерашних танцовщиц. Он рассчитывал, что они поздно встанут и по этому признаку их можно будет узнать.

Но он жестоко ошибся, так как, когда он совершил первую вылазку, вся деревня спала, и ее жители проснулись одновременно часом позже.