За оградой мы увидели человек шестьдесят или восемьдесят нарядно одетых туземцев, мужчин и женщин; одни полулежали в тени домов, другие — под деревьями, небольшая группа разговаривала у самого частокола против нас.

Мы подошли к ней и после обычного приветствия собрались уже перепрыгнуть через бамбуковую ограду, но тут туземцы с сердитым видом заявили нам, что вход запрещен. Мы выразили свое горячее желание повидать королеву, намекнув, что имеем сообщить нечто важное. Но это ни к чему не повело, и, немало раздосадованные, мы вынуждены были вернуться в дом По-По, ничего не добившись.

Глава 76

Кокетка с Эймео. Мы посещаем судно

Вернувшись домой, мы откровенно изложили По-По цель нашего посещения Талу и попросили его дружеского совета. На своем ломаном английском языке он охотно сообщил нам все сведения, в которых мы нуждались.

По его словам, королева действительно замышляла оказать сопротивление французам; недавно стало известно также, что некоторые вожди с Бораборы, Хуахине, Раиатеи и Тахара, группы подветренных островов, как раз теперь совещаются с ней относительно целесообразности организации восстания на всем архипелаге, чтобы предотвратить дальнейшее проникновение захватчиков. Если действительно решат прибегнуть к военным мерам, тогда Помаре несомненно будет рада завербовать на свою сторону всех иностранцев, каких только удастся. Однако о том, чтобы она произвела доктора или меня в офицеры, не могло быть и речи, так как множество европейцев, хорошо ей известных, уже выразило желание стать таковыми. Что касается получения нами немедленного доступа к королеве, то По-По считал такую возможность довольно сомнительной, потому что она жила в это время очень уединенно, больная и удрученная, и не склонна была принимать посетителей. Однако до постигших ее несчастий ни одному человеку, какое бы скромное положение он ни занимал, никогда не отказывали в аудиенции; морякам даже разрешали присутствовать при ее утреннем туалете.

Но мы и не думали так легко отказаться от своих планов. Мы просто решили провести некоторое время в Партувае, пока какое-нибудь событие не создаст более благоприятных условий для их осуществления. В тот же день мы совершили прогулку к судну, которое стояло на якоре на закрытом рейде далеко в глубине бухты и которое мы давно хотели посетить.

Проходя по дороге мимо длинного низкого навеса, мы услышали голос, окликнувший нас: «Эй, белые!» — Оглянувшись, мы увидели розовощекого англичанина (его национальность можно было определить с первого взгляда), стоявшего по колено в стружках и что-то строгавшего на верстаке. Он оказался сбежавшим с корабля плотником, недавно прибыл с Таити и теперь занимался очень выгодной работой: делал буфеты и другую мебель для богатых вождей, а изредка пробовал свои силы в изготовлении дамских рабочих шкатулок. Он жил в поселке всего несколько месяцев и уже стал владельцем домов и земельных участков.

Все у него было — большое состояние и крепкое здоровье, не хватало только одного — жены. Заговорив на эту тему, англичанин помрачнел и уныло облокотился на свой верстак.

— Как тяжело, — со вздохом произнес он, — ждать долгих три года, а тем временем милая крошка Лулли живет в одном доме с этим чертовым вождем с Тахара!

В нас разгорелось любопытство; стало быть, бедный плотник влюбился в какую-то здешнюю кокетку, которая водит его за нос?

Но это было вовсе не так. Существовал закон, запрещавший под страхом тяжелого наказания брак между туземкой и иностранцем, если только последний, прожив три года на острове, не заявит о своем твердом намерении остаться на нем на всю жизнь.

Уильям очутился, таким образом, в печальном положении. Он сказал нам, что мог бы уже давно жениться на этой девушке, если бы не проклятый закон; однако в последнее время она стала относиться к нему менее нежно и кокетничала с другими, в частности с приезжими тахарцами.