Среди членов нашего экипажа было немало людей такого пошиба; но как ни буйно они подчас вели себя, напористая энергия пьяницы Джермина была как раз тем, что могло держать их в состоянии ворчливого повиновения. В критический момент Джермин врывался в толпу матросов, нанося направо и налево град ударов ногами и руками и вызывая «всеобщую сенсацию». Как уже упоминалось, матросы с большим добродушием относились к своему сокрушительному начальству. Трезвый, сдержанный, не забывающий собственного достоинства офицер ничего не смог бы с ними поделать: такая компания выбросила бы его за борт вместе с его достоинством.

При сложившихся обстоятельствах капитану не оставалось другого выхода, как держаться в открытом море. К тому же он не терял надежды, что больные матросы из его экипажа и он сам вскоре поправятся; а тогда, кто знает, не посчастливится ли нам в дальнейшем по части промысла? Во всяком случае, в то время, когда я попал на судно, ходили слухи, что капитан Гай твердо решил наверстать упущенное и в самый кратчайший срок загрузить судно китовым жиром.

С такими планами мы держали теперь курс на Хайтайху, деревушку на Санта-Кристине, одном из Маркизских островов (названном так Менданьей), с целью заполучить восьмерых матросов, несколько недель назад покинувших там «Джулию». Предполагалось, что к этому времени они уже достаточно нагулялись и будут рады вернуться к своим обязанностям.

Итак, распустив все паруса и заигрывая с теплым ветром, мы неслись к Хайтайху, скользя вверх и вниз по пологим ленивым валам, между тем как бониты и тунцы резвились вокруг нас.

Глава 4

Происшествие в кубрике

Не прошло и суток с тех пор, как я очутился на судне, когда разыгралась сцена, которая при всем своем безобразии была настолько характерна для положения дел на «Джулии», что я не могу ее не описать.

Впрочем, сначала надо рассказать об одном из матросов, отличавшемся исключительным уродством и в насмешку прозванном «Красавцем». Он состоял у нас корабельным плотником, а потому его иногда величали также прозвищем «Стружка». Этот человек был не просто уродлив, он был симметрично безобразен; обладая столь непривлекательной наружностью, Красавец имел и отвратительный характер. Нельзя было его, однако, за это упрекнуть: такая внешность ожесточила его сердце. Джермин и Красавец были все время на ножах. Дело в том, что плотник был единственным человеком на судне, над которым старший помощник никогда не мог решительно взять верх; поэтому-то он и имел против него зуб. А Красавец гордился тем, что, как мы вскоре увидим, не стеснялся в выражениях, когда разговаривал со старшим помощником.

…Под вечер надо было что-то сделать на палубе, а плотника, входившего в состав вахты, не оказалось на месте.

— Где этот лодырь Стружка? — заорал Джермин в люк кубрика.

— Если вам это так хочется знать, то я здесь внизу, отдыхаю на сундуке, — самолично ответил наш молодчик, спокойно вынимая трубку изо рта.

Такая дерзость привела вспыльчивого маленького помощника в дикую ярость; но Красавец молчал, с невозмутимым спокойствием попыхивая трубкой. Тут следует упомянуть, что ни один благоразумный офицер никогда не решится, каким вызывающим ни было бы поведение матросов, спуститься в судовой кубрик с враждебным визитом.