— Вот так-таки и расскажешь? — не поверила Вика.

— Вот так-таки и расскажу. Конечно, естественнее было бы, если б это сделала ты, но, в конце концов, заставить я тебя не могу! Ты поступаешь, как считаешь нужным, и я собираюсь сделать то же самое. Мы обе в своем праве.

Виктория Павловна почувствовала, что подруга непреклонна. Есть в ней какое-то непонятное упрямство! Но, с другой стороны, раз она искренне убеждена, что Кирилл — убийца, ее поведение вполне естественно. Только она, с ее предвзятостью, наплетет следователю такого, что тот, наверное, сразу примется выписывать ордер на арест! Пожалуй, лучше будет, если Талызин услышит новости из более доброжелательного источника.

И Вика в последней надежде укоризненно произнесла:

— Если ты такая вредная… В жизни бы не подумала!

— Да, я такая вредная, — гордо согласилась Марина.

— Ну, тогда мне ничего не остается. Лучше уж расскажу я.

— Когда?

— Ну, не сейчас же! Уже давно ночь.

— Позвони Талызину завтра утром.

— О господи, куда такая спешка!

— Надо. Завтра утром, хорошо? А днем я тебе позвоню узнать, как дела. Ну, ни пуха, ни пера!

На следующее утро Вика неохотно набрала оставленный Талызиным номер телефона. К сожалению, абонент оказался на месте.

— Добрый день, Игорь Витальевич! Это Виктория Павловна. Мне надо кое о чем с вами поговорить. Но, наверное, не по телефону.

— Еду, — коротко ответил собеседник и положил трубку.

Удивительно — не поинтересовался, что к чему, не вызвал к себе, а сорвался и помчался. Загадочный народ эти милиционеры! Делать им, наверное, нечего!

Когда Игорь Витальевич уселся в кресло, Вика вдруг поняла, что объяснение будет куда менее трудным, чем она предполагала. Талызин выглядел таким обыденным, таким будничным, словно она была с ним знакома сто лет и могла спокойно поделиться, чем угодно, не опасаясь осуждения. Он слишком флегматичен, чтобы осуждать. Неинтересный человек, зато без заскоков. И она сперва несколько скованно, а потом все оживленнее поведала ему о ссоре Преображенского с Кириллом, о своих вчерашних открытиях и о Марининых догадках.

— Я ни во что это не верю, — заключила рассказ она. — То есть в роман с Наташей еще поверить могу, а в убийство, конечно, нет. И я бы, разумеется, не стала вообще выдавать Кирилла вам на растерзание, если б не Марина. Но она вбила себе в голову всякую ерунду и меня заставила, понимаете?

— Не вполне, — немного ошарашено ответил собеседник. — Значит, вы были свидетелем ссоры Левинсона с убитым, которую Левинсон утаил от следствия. И вы тоже собирались ее утаить, так получается?

— Ну, да, — охотно подтвердила Вика. — Раз он сам вам не сказал, было бы странным, если бы сказала я. Это ведь его дело, а не мое, а я в чужие дела без необходимости не лезу.

— Мда, — протянул Талызин. — Даже если отставить в сторону правовой аспект данного вопроса, вас не смущало, что вы, возможно, покрываете убийцу?

— Глупости какие! — засмеялась Вика. — Конечно, если б он был убийцей, я бы его покрывать ни за что не стала. За кого вы меня принимаете? Но он-то обычный человек, а вы бы привязались к нему ни за что ни про что и стали нервы ему трепать. Нет, — спохватилась она, — я вас не обвиняю, у вас работа такая, но я-то в милиции не работаю! Зачем же я стану причинять своему знакомому лишние неприятности?

— А вы не полагаете, что эта ссора, да еще так тщательно скрываемая, да еще произошедшая по неизвестной причине, с большой долей вероятности указывает на Левинсона как на возможного убийцу?

Виктория Павловна пожала плечами.