Московский следователь находился здесь уже несколько часов и за все это время ни разу не спросил Мартынова о чем бы то ни было. Чудовищно, но факт! Лисин не поинтересовался у прокурора города, что могло послужить причиной такого жуткого происшествия.
Глава 3
Приверженность окружного прокурора к графомании вызывала раздражение у многих не только в Старооскольске, но и в Москве. Генеральный уже давно приметил в нем страсть к литературе. Первое время он объяснял это желанием Тульского изложить на бумаге то, что тот часто был не в состоянии просто сказать. Некоторым, чтобы их поняли правильно, для выражения собственных мыслей необходимо время. Говорить при большом скоплении коллег и писать в тишине, сидя за столом, — разные вещи.
Каждый рано или поздно сталкивался с ситуацией, когда после разговора проходит некоторое время, и в голову начинают лезть мысли, которые были бы кстати как раз тогда, час или два назад. Именно они, озвученные и усугубленные доброй миной, могли не только сразить собеседника наповал, но и сформировать мнение о себе как о грамотном, духовно богатом человеке. Но время упущено, битва проиграна. Теперь остается только сожалеть о случившемся и как наваждение крутить в голове яркие, но так и не прозвучавшие реплики.
Речь государственного советника на совещаниях, проводимых Генпрокурором, часто была сбивчива. Слова, вылетавшие из его уст, выглядели на слух так, словно их переломили о колено. Иногда в его разговоре сквозил юмор, но когда шутка заканчивалась, всем становилось ясно, что без нее было бы лучше.
Провалы, допускаемые при вербальном общении, прокурор самого близкого к Москве округа решил компенсировать изданием собственных трудов. Но на бумаге государственный советник первого класса излагал свои мысли приблизительно так же, как и вслух. Поэтому к работе над литературными детищами прокурора был привлечен журналист из здания, стоявшего неподалеку. Долго уговаривать будущего соавтора не пришлось. К моменту вызова в окружную прокуратуру за этим щелкопером накопилось уже столько грехов, что впору было возбуждать против него хотя и хилое, но вполне реальное уголовное дело.
Первый труд журналиста Семенигина, изданный под литературным псевдонимом «Николай Петрович Тульский», возбудил в мире специальной литературы живой интерес. Четырехсотстраничный фолиант из бумаги превосходнейшего качества с двумя десятками фотографий из личной и общественной жизни окружного прокурора назывался «Звериный лик терроризма», весил около килограмма и стоил шесть евро. Сгоряча его выпустили в России тиражом в сто тысяч экземпляров, что подвигло пять или шесть зарубежных издательств купить права на выпуск фундаментального труда окружного прокурора в своих странах.
Сам Николай Петрович Тульский, окружной прокурор, не имел ничего против как этого фурора, так и пятидесяти тысяч евро, полученных им в качестве гонорара за работу журналиста Семенигина.
Государственный советник еще не догадывался о том, какую проблему нажил себе не только отечественный его издатель, но и пять или шесть зарубежных. На волне первого успеха Николай Петрович в течение трех последующих месяцев написал новый труд. То есть писал, конечно, не он, но об этом никто не догадывался, если не считать, конечно, самого окружного прокурора и непосредственного автора.
Речь в произведении шла о все том же терроризме и его лице, продолжающем звереть. Поэтому не выпустить книгу издатель, уже не раз проклявший себя за связь с прокуратурой, никак не мог. Он не имел на то гражданского права, но договорился о тираже лишь в пять тысяч экземпляров и обещал вывезти книгу в Берлин для ее позиционирования и презентации. Николаю Петровичу это, конечно, понравилось, он облачился в белый парадный мундир с генеральскими звездами и вылетел в столицу объединенной Германии.
Известие о кровавых событиях в прокуратуре Старооскольска застало перспективного автора уже в самолете, где он обдумывал синопсис следующей книги, завершающей триптих. |