Эта власть сделала меня сильной. Впервые я ощутила себя в центре настоящей жизни, почувствовала себя важной и нужной людям. Мне нравилось облегчать боль, нравилось утешать и успокаивать. Работа захватила меня. Я выслеживала радостные проблески жизни, любящие взгляды сына на мать, мужа на жену, ласковые улыбки детей, обращенные к дрожащим от страха родителям.

Я целиком отдавалась работе, она стала моей страстью. И я забыла про любовь — то поле, на котором я никак не могла выиграть. Утратила — к большому огорчению Эльзы — интерес к развлечениям и свободное время отдавала чтению.

Наконец-то я, казалось, обрела покой, и длилось это состояние много месяцев. Пока не появился Лука.

Наутро после того, как мне приснился первый сон, я долго лежал в кровати и думал. Рылся в памяти, пытаясь оживить образ девушки, но лицо ее словно спряталось от меня, скрылось в складках ночи.

— Что с тобой? — спросила мать, когда я наконец вышел на кухню.

— Да все нормально, — буркнул я в ответ.

Она обменялась быстрым взглядом с отцом, словно делясь с ним недоумением. Но он только пристально посмотрел мне в глаза. У меня дома молчание порой значило больше, чем самый пристрастный допрос.

— Просто приснился странный сон, — признался я.

Мать облегченно вздохнула, узнав, какая ерунда меня заботит, отец отхлебнул кофе.

— Мы с твоим отцом едем сегодня навестить друзей, — объявила она, чтобы поскорей сменить столь пустую и ничтожную тему.

С тех пор как папа вышел на пенсию, мама неустанно приискивала занятия, которые могли скрасить его досуг. Таскала его на выставки, в кино, возила во всевозможные «прелестные уголки», подтягивала друзей и знакомых, с которыми можно было бы приятно провести время. Отец на все соглашался. Ему нужны были какие-то новые ориентиры, он искал смысла в своей внезапной бездеятельности и доверялся жене, надеясь, что она поможет этот смысл найти.

Я, как обычно, опаздывал на работу. Метнулся к двери, затем вернулся, чтобы поцеловать родителей. Мама ласково погладила меня по щеке. Я крепко обнял ее и потом попрощался с отцом.

Весь день сон не шел у меня из головы. Я тосковал, меня томила какая-то неясная тревога. После работы, встретившись с Жошем и Хлоей в «Итальянском кафе», я засомневался, стоит ли делиться с ними своими мыслями. Я не очень-то склонен к откровениям, хотя эти двое — мои единственные настоящие друзья. По моему убеждению, все обстоятельства и события, связанные с любовью, дружбой и сексом, нужно переживать и обдумывать в одиночестве, это неотъемлемое свойство таких переживаний. Рассказав их кому-то, ты совершаешь предательство. Предаешь и себя, и другого человека, к тому же выплескиваешь в никуда все богатство сопутствующих ощущений и эмоций.

Жош поселился на нашем этаже три года назад и превратил свою двухкомнатную квартирку в мультимедийную студию. Жош был типичный программист: скрытный, замкнутый, социально неадаптированный, свободно общаться он мог в основном с помощью клавиатуры своего компьютера, а в реальной жизни изъяснялся жестами, междометиями и расхожими фразами, ритмом напоминающими цифровые коды, которыми он виртуозно пользовался в виртуальной реальности.