Она видела, как пленных партизан вводили поодиночке одного за другим. На них было страшно смотреть — все в крови. Двух внесли, вернее, втащили — они уже не могли сами идти. Длился допрос долго, чуть не три часа. Переводчик, сидя в углу, записывал вопросы и ответы, но записывать особенно было нечего. Партизаны попались неразговорчивые.
Первым допрашивали Костю Пахомова.
— Фамилия? — спросил офицер.
Костя не отвечал.
— Сколько лет?
— Двадцать четыре.
— Откуда? — быстро спросил ободренный офицер.
— Из Москвы.
— О, из Москвы! — почтительно и словно обрадовавшись произнес офицер. — Кто послал вас?
— Больше я вам не скажу ни слова. И Костя замолчал.
Ему грозили, но редактор серпомолотовской «Мартеновки» молчал.
К дому, в котором шел допрос, подкатил больший лимузин со штандартом на правом крыле. Из машины в сопровождении адъютанта вышел генерал. Золотые арабески на стоячем воротнике, золотое шитье на фуражке, красные отвороты длинной щегольской шинели. Он вошел в дом, уселся за стол. По вопросам, которые он задавал через переводчика, было ясно, что его интересуют прежде всего данные об обороне Москвы на ее ближних подступах, в районе Волоколамского шоссе, под Дедовском, Нахабином и Красногорском. Но москвичи не отвечали на его вопросы.
Вторым допрашивали Колю Галочкина.
Николаю Галочкину было семнадцать, когда он пришел в 1934 году на завод. Коля был самым близким другом Кости Пахомова. Они вместе работали в КБ. А раньше Коля работал плановиком фасонно-литейного цеха. Уже там он начал вносить смелые рационализаторские предложения. Как и Костя, он был способным конструктором. Как и Костя, окончил Металлургический институт. Вместе с Костей записался в команду МПВО, чтобы оборонять завод от фашистских бомб, когда началась война. И вместе с Костей ушел в партизаны, а в группе Костя сделал друга своим заместителем.
Коля Галочкнн молчал.
Третьим допрашивали Николая Кагана.
Николаю Кагану было двадцать шесть лет. Родился он в Витебске. С пятнадцати лет учился ремеслу на керамическо-стекольном заводе. В комсомол вступил в семнадцать лет. На заводе «Серп и молот» работал сначала мастером в котельной, затем механиком в тепловом цехе. Не по годам серьезный, усидчивый, он окончил без отрыва от производства вечерний Металлургический институт. Был немногословен, но считался на заводе лучшим агитатором. Его единогласно избрали в заводской комитет комсомола. В последнем предвоенном году вступил в кандидаты партии.
Николай Каган молчал.
Четвертым допрашивали Павла Кирьякова.
Павел Кирьяков славился на заводе как лучший крановщик завалочной машины. Портрет его не сходил с красной доски. Стахановца Кирьякова знали все. Родом он был из деревни Бурьерки Рязанской области. Когда ему было десять лет, его взяла к себе в Москву его сестра. После ФЗУ пошел в фасонно-литейный цех завода, стал машинистом завалочной машины. Его машина не знала простоев и аварий. Павел успешно окончил курсы мастеров социалистического труда. Его постоянно выбирали в цеховой комитет комсомола. В свободное время он упражнялся в стрельбе, стал снайпером и организовал стрелковый кружок. В 40-м году, когда началась война с белофиннами, он добровольно пошел в лыжный батальон и только после победы вернулся на родной завод.
Павел Кирьяков молчал.
Пятым допрашивали Виктора Ординарцева.
Восемнадцатилетний Виктор Ординарцев в шутку говорил, что он в группе самый старый серпомолотовец, потому что у него с заводом была связана вся жизнь — еще в раннем детстве отец, гужоновец с 1905 года, сказал ему, что он пойдет работать только на этот завод после школы. Василий Прокофьевич, кавалер ордена Ленина, был на заводе знатным человеком и мечтал, что и сын его Виктор станет настоящим рабочим. |