|
Прозрачные золотые лучи пронизали окна магазинов на Родео-драйв. Лениво шевелилась пыль на улицах восточного района города, где теснились старые многоквартирные дома. Тихоокеанский прибой докатывался до тротуаров Веницианского берега. Где подростки, словно живые волчки, крутились на роликовых коньках и скейт-бордах. Потом багровый свет перешел в пурпурный. На Голливудском и Закатном бульварах, словно разбросанные драгоценные камни, замерцали первые огни. Горы Святого Габриэля казались огромными массивами темноты с востока, а западная плоскость гранита горела красным. И над всем городом с его восемью миллионами отдельных жизней и судеб возвышался замок Кронстина, крепко сидевший на своем скальном троне. Это было огромное обширное строение из черного камня с аркообразными готическими крышами, стенами, башнями, портиками, треснувшими каменными химерами, ехидно и злобно ухмылявшимися с башен, созерцая лоскутное одеяло города; большинство окон, особенно внизу здания, были выбиты и заколочены досками, но некоторые, на верхних этажах, избежали участи остальных, и теперь разноцветные стекла горели голубым, красным, багровым, фиолетовым в алом свете заходящего солнца. В темнеющем воздухе появилась зябкость, становясь все сильнее. Ветер шипел и шептал в каменных зубцах стен, словно человек, говоривший сквозь выбитые зубы. И многим людям в городе показалось на сверхъестественное ледяное мгновение, что они слышат собственные имена, что кто-то зовет их из-за опускающейся завесы ночи. 6 Капитан Палатазин стоял у запертых ворот, ведущих на Голливудское мемориальное кладбище. Как раз в этот момент Мерида Сантос выпрыгивала из красного «шевроле» на бульваре Уайтиер. Рука Палатазина сомкнулась на толстом железном стержне решетки, холодный вечерний бриз шелестел жесткими листьями пальм у него над головой. Было почти семь часов вечера, и он вдруг вспомнил, что по телефону обещал Джо заехать в половине седьмого, чтобы они вместе отправились ужинать в «Будапешт». Он решил, что скажет, будто неожиданно возникло срочное дело в Управлении, а всю эту историю с кладбищем оставит при себе. Потому что он мог и ошибиться. Да, что, если он ошибся? Тогда все будут считать его таким же сумасшедшим, каким счел его лейтенант Киркланд. – Оцепить кладбище? – Киркланд не поверил своим ушам. – Но зачем? – Прошу тебя, – сказал по телефону Палатазин. – Этого должно быть достаточно. – Извини, капитан, – ответил Киркланд. – Но у меня забот и без этого будет больше чем достаточно. Субботний вечер в Голливуде – это может оказаться весьма трудным дежурством, как тебе хорошо известно. И какое все это имеет отношение к вандализму? – Это… это очень важно, чтобы ты сделал именно так, как я тебя прошу. – Палатазин понимал, что производит впечатление ненормального, что голос у него нервный, тонкий, и что лейтенант Киркланд сейчас наверняка пересмеивается с одним из детективов, делая кругообразные движения пальцем около виска. – Прошу, лейтенант пока не задавай вопросов. Хотя бы человека или двух сегодня ночью. – Капитан, на Голливудском кладбище есть собственные сторожа. – Но что произошло со сторожем сегодня ночью? Вы его нашли? Думаю, что нет. – Прости, – сказал Киркланд на раздраженной ноте, повысив голос, – но почему бы тебе не послать собственных людей, если тебе так необходимо наблюдение за кладбищем? – Все мои люди работают день и ночь над делом Таракана. Я не могу приказать кому-нибудь из них… – То же самое и у нас сэр. Я не могу. И не вижу соответствующего серьезного повода. – Киркланд тихо засмеялся. – Не думаю, что эти жмурики могут набедокурить там сегодня ночью. Прости, но мне нужно идти, если у тебя все, капитан. – Да, у меня все. – Приятно было поговорить. |
