— Пожалуйста, мне нужно поговорить с матерью, — в третий раз попросил Стив Дюбей. — Я должен поговорить с матерью, чтобы она успокоила моего отчима, не то он задаст мне чертовскую трепку, когда я вернусь домой.

— Скоро поговоришь, — пообещал ему патрульный Чарльз Аварино. И Аварино, и его напарник, Барни Моррисон, знали, что сегодня Стив Дюбей домой не вернется, возможно, не попадет туда еще много вечеров. Парень, похоже, не понимал, насколько серьезен этот арест, и Аварино не сильно удивился, когда какое-то время спустя узнал, что Дюбей бросил учебу в шестнадцать лет. До того он учился в школе на Уотер-стрит. Его коэффициент умственного развития равнялся 68, как следовало из теста Векслера, который он проходил в седьмом классе, где дважды оставался на второй год.

— Расскажи нам, что случилось, когда ты увидел Меллона, выходящего из «Сокола», — предложил Моррисон.

— Нет, чел, лучше не буду.

— Почему нет? — спросил Аварино.

— Я, возможно, и так наговорил слишком много.

— Ты и пришел сюда, чтобы поговорить, — напомнил Аварино, — нет разве?

— Ну… да… но…

— Послушай, — Моррисон сел рядом с Дюбеем, дал ему сигарету, — ты думаешь, я и Чик любим педиков?

— Я не знаю…

— По нам видно, что мы любим педиков?

— Нет, но…

— Мы твои друзья, Стиви, — говорил Моррисон без тени улыбки. — И поверь, тебе, Крису и Пауку сейчас нужны все друзья, которые только у вас есть, потому что завтра все правдолюбцы этого города будут требовать вашей крови.

На лице Стива Дюбея отразилась тревога. Аварино, который буквально мог читать мысли этого волосатого маменькиного сынка, подозревал, что тот вновь думает о своем отчиме. И хотя Аварино терпеть не мог маленькое сообщество геев города Дерри (как практически все копы, он бы только порадовался, увидев, что «Сокол» закрылся навсегда), он бы с удовольствием лично отвез Дюбея домой. Более того, подержал бы Дюбея за руки, пока отчим будет превращать этого говнюка в отбивную котлету. Аварино не любил геев, но не считал, что их можно мучить и убивать только за то, что они — геи. С Меллоном обошлись жестоко и безжалостно. Из-под моста через Канал его достали с выпученными от ужаса глазами. А этот парень, похоже, не имел ни малейшего представления о том, что он помог сделать.

— Мы не собирались причинять ему вреда, — повторил Стив. Эту фразу он говорил всякий раз, когда начинал путаться.

— Потому ты и хочешь поговорить с нами начистоту, — кивнул Аварино. — Если мы доберемся до истины, то, возможно, вся эта история не будет стоить и выеденного яйца. Правда, Барни?

— Не то слово, — согласился Моррисон.

— Еще раз, что ты можешь сказать? — терпеливо настаивал Аварино.

— Что ж… — И Стив, пусть и медленно, начал говорить.

Когда бар «Сокол» открылся в 1973 году, Элмер Керти полагал, что его клиентура будет по большей части состоять из пассажиров автобусов: расположенная рядом автостанция обслуживала маршруты трех компаний — «Трейлуэйз», «Грейхаунд» и «Арустук». Он не принял в расчет, что на автобусах ездили главным образом женщины и семьи с маленькими детьми. А многие другие брали с собой в дорогу бутылку в пакете из плотной оберточной бумаги и вообще не поднимались со своего кресла. Выходили из автобуса разве что солдаты или моряки, которые пропускали по стакану пива, иногда по два. Да и какой можно устроить загул за десятиминутную остановку?

Керти начал сознавать эту горькую правду где-то к 1977 году, но тогда он уже ничего не мог изменить.