– Мне никак не удаётся докопаться до исполнителей, но думаю, что я понял, какими будут следующие действия Эмигранта.
Эмигрант – условное прозвище Троцкого, которое было предложено использовать и пришедшееся по душе Артузову. Мне оно и лучше, ведь порой полезно скрыть истину за флёром тайны и вуалью загадки.
– По последним сведениям агентуры, Эмигрант почти восстановил своё здоровье и вновь активно действует. Согласитесь, что потеря руки для отдающего приказы не столь важна.
– Знаю, мне докладывали.
– Покушение было совершено боевиками РОВС, это факт. СССР к нему не причастен. Однако Эмигрант может думать иначе и у него имеются на то веские основания.
– Интересно…
– Для нас скорее печально. В аналитической записке всё подробно расписано, но, если позволите, сейчас я кратко изложу, – дождавшись подтверждающего кивка, я продолжил. – У объекта остаётся много сторонников в СССР, а следовательно, он получает информацию не только общедоступную, но и скрытую от народа. Например, намерение лишить его советского гражданства. И если после таких известий следует покушение, то это могло натолкнуть Эмигранта на вполне определенные мысли.
– Он умён и понимает, что СССР никогда не станет использовать РОВС. Они даже не станут слушать, если вдруг у нас такое желание и появится.
– Не обязательно разговаривать напрямую, можно подбросить ценную информацию, которая сделает покушение привлекательным именно в ближайшей перспективе, – слегка улыбнулся я. – А после покушения люди Эмигранта следили за штаб-квартирами РОВС очень пристально. И кто знает, что могло прийти в голову чудом оставшемуся в живых и искалеченному человеку. Можно лишь строить предположения. Вот я и построил…
Сделав паузу, я бросил быстрый оценивающий взгляд на Артузова. Глава Иностранного отдела был мрачноват, но заинтересован. Ему не нравились возможные неприятности, но он осознавал, что лучше быть к ним готовыми, чем получить их, словно снег на голову. Это и подтвердил своими словами:
– Полагаете, товарищ Фомин, что Эмигрант может продолжить использовать методику устранения с целью распространения паники среди ОГПУ?
– Не среди ОГПУ, – покачал я головой. – Это уже пройденный этап, ему надо двигаться дальше, усиливать воздействие. Сначала он показывает, что никто, даже мы, чекисты, не может быть спокойными за свои жизни. Затем перейдёт к знаковым убийствам. Тот самый террор, которым многого достигали эсеры и анархисты. Всё новое – всего лишь хорошо забытое старое.
– И кто?
– Полагаю, что узнаваемые простыми людьми персоны, имеющие вес в партии. Те, чьи фотографии постоянно появляются в газетах. Сами понимаете, что даже к хорошо защищённому человеку можно подобраться. Выстрелы, бомбы… Люди у Эмигранта для этих дел найдутся. А имеющиеся компрометирующие бумаги из вывезенного с собой архива позволят ему использовать кое-кого из морально нестойких граждан, тем не менее, занимающих значимые посты. Последствия могут быть очень серьёзными, учитывая сложности во внутренней политике.
Сложности – это я ещё мягко выразился. СССР весны тридцать второго года представлял собой весьма печальное и своеобразное зрелище. Взятый курс на индустриализацию был сам по себе разумен. Но вот методы, которыми предполагалось достигнуть развития промышленности, откровенно ужасали. Промышленность по сути решено было развивать, опираясь на уничтожение аграрного сектора. Раскулачивание с последующей коллективизацией были первым шагом. Плюс низкие закупочные цены на зерно и иные экспортируемые сельским хозяйством товары с одновременным повышением плана по их сдаче государству. Те самые низкие цены, из-за которых крестьяне не желали сдавать продукцию соввласти сверх минимума. |