Нет, она скорее убьет его.

Ну и перспектива семейной жизни! Так не годится. Надо не предаваться эмоциям, а спокойно все обдумать. Хелена медленно и глубоко вздохнула. Несомненно, Рамзи Манро хочет ее. Но ведь он хотел и Кори. И ту женщину на маскараде. И скольких еще до этого и после?

Он сделал предложение только потому, что считает ее леди, благородной, хоть и обедневшей, а еще потому, что когда-то дал клятву защищать всех членов ее семьи. Он ни слова не сказал ни о сердечной склонности, ни о любви. Конечно, существует еще и желание. А то, что Рэм желает ее, не вызывает сомнения. И он, вероятно, уверен, что получить ее может, лишь женившись. А вот Кори, которую он принял за искательницу приключений, он предложил стать своей любовницей.

И, кажется, это именно то, чего она сама хочет. Стать любовницей Рэма Манро.

Ведь это единственный способ провести рядом с ним месяцы, возможно, даже годы. А потом, когда его желание потухнет и интерес пройдет, не надо оставаться прикованной к нему на всю жизнь, терпеливо снося безразличие и вежливое равнодушие.

Решено. Она станет его любовницей.

С обнаженной грудью он стоял посредине душной камеры, его ноздри терзал запах собственного горящего мяса, а в ушах раздавался какой-то отвратительный шипящий звук. «Наверное, это шипит под раскаленным металлом моя плоть и кровь», – подумал Рэм отстраненно, но не совсем, четко. Ему еще удавалось стоять прямо, но глаза уже застилал туман, предвещая скорую и долгожданную потерю сознания.

– Очень хорошенькое клеймо, месье, вам не кажется? – поинтересовался охранник, любуясь тем, что они только что сделали с его грудью. – Такое же хорошенькое, как вы сами. Думаю, на следующей неделе мы попробуем так же украсить вашу щеку. Правда, это будет сложнее. Мы уже несколько раз пробовали, и каждый раз клеймо прожигает щеку насквозь и впечатывается в челюсть. Получается уже не так красиво. Дамочки в ужасе разбегаются, вместо того чтобы восхищенно ахать.

– Не хотелось бы распугивать дам, – с трудом прохрипел Рэм.

Кажется, ему все-таки удалось не закричать. Или не удалось? Впрочем, какая разница? Кого он хочет удивить? Главное, что он так ничего и не сказал ни о крестьянине, который помогал им, ни о капитане, привезшем их на своем корабле, ни о молодом лейтенанте из Мальмезона, служившем связным. Это действительно важно.

– Вот что мне в вас нравится, Манро. Ваше воспитание. Изящные манеры. Просто удовольствие общаться с таким благородным человеком. Не то, что весь этот сброд. Вы – это совсем другое дело!

– Бог мой, похоже, вы собираетесь сделать мне предложение? – Рэму удалось раздвинуть запекшиеся губы в странное подобие улыбки. Даже от столь незначительного усилия боль взорвалась в груди, словно к ней опять прижался раскаленный добела металл, и слезы подступили к глазам. Еще минута – и он разрыдается. Нельзя допустить этого, нельзя, чтобы стражник видел его слезы. – Я очень польщен, уважаемый, но все-таки вынужден отказаться от этой чести. Видите ли, там, внизу, есть парень, который охаживает меня плетью, и мне не хотелось бы, чтобы он подумал, будто я предпочел ...

Удар пришелся ему в висок, и последней мыслью была искренняя благодарность.

Рэм резко сел в кровати, с трудом переводя дыхание. Воспоминания часто подбирались к нему во сне. Подбирались в те часы, когда он был наиболее слаб и беззащитен. Вытянув руки вдоль тела, он глубоко втянул воздух, стараясь дышать ровно, и только в этот момент заметил, как темно стало в комнате. Только тоненькая полоска света пробивалась из-под двери, ведущей в прихожую. Кто-то задернул тяжелые бархатные шторы на окнах. И этот кто-то еще был здесь. Стоит совсем близко ...

Выпрямившись, Рэм схватил тонкую фигуру, опрокинул ее на кровать, навалился сверху и вдруг очень удивился.