Француз еще крепче сжал пальцы, так что карты в его руке согнулись вдвое. Морган вздохнул и взглянул на Флетчера:
— Раз он не хочет сделать это по-хорошему, придется применить силу.
Пунцовое лицо француза вдруг побелело как мел.
— Что вы себе позволяете, мсье! — возмущенно воскликнул он. — Вы поплатитесь за оскорбление! Никто и никогда не называл Филиппа Жиру мошенником безнаказанно! Вы еще пожалеете…
— Если ты играл честно, почему не хочешь показать карты? — оборвал его Морган.
В разговор снова вмешался Флетчер. В его голосе чувствовалось сомнение:
— Послушай, Мэтт, старику Александру это может не понравиться. А я бы не стал портить с ним отношения — по крайней мере, пока мы здесь.
Жиру ухватился за слова Флетчера, как утопающий за соломинку:
— Вам это не сойдет с рук, мсье. Если отец доберется до вас… О-ой! — вдруг завопил он, когда Морган резко ударил запястьем француза о край стола. Рука Жиру разжалась, из нее выпали скомканные карты.
— Ну, что там у него, Роланд? — спросил Морган.
— Послушай, Мэтт, все-таки мне не хотелось бы…
— Сколько ты проиграл — двадцать тысяч? Хотя, наверное, больше. — И Флетчер, вздохнув, подобрал карты француза, не отрывавшего все это время взгляда от пола, а затем, обращаясь к Мэтту Моргану, сказал: — Погоди-ка, здесь же только четыре карты!
Он медленно, одну за другой, выложил карты на стол и объявил:
— Две тройки и две дамы. Так, Филипп… Куда же, черт возьми, подевалась пятая карта?!
— Она на полу, — ответил вместо него Морган.
Отпустив руку Жиру и не сводя глаз с его угрюмого лица, он с угрозой в голосе спросил:
— Ну что, ты сам уберешь ногу или тебе помочь?
На лице молодого француза заходили желваки. Потом, видимо смирившись с неизбежным, он медленно приподнял носок блестящей черной туфли и отвернул его в сторону. Под ним обнаружилась лежащая рубашкой вверх пятая карта. Морган нагнулся, поднял ее и положил на стол — это была пиковая девятка.
— Не совсем те карты, с которыми делают ставку в двадцать тысяч. Что ты на это скажешь, а, Филипп? — сквозь зубы проговорил он. — Особенно если учесть, что у Роланда было три девятки.
— Откуда, интересно, ты знаешь, что у меня были девятки? — недовольно спросил Флетчер.
— По отражению в стекле лампы; ему тоже было видно. Поэтому-то он ее и перевесил перед последними партиями. Зная, что своими двумя парами — тройками и дамами — ему не побить твои девятки, он решил воспользоваться картой, спрятанной в рукаве и дополняющей одну из его пар… А ну-ка, приятель, покажи нам третью даму, — сказал Морган, обращаясь к Жиру.
— Но у нас же все время было четыре дамы, — удивленно произнес Флетчер. — Я сам проверял колоду.
Морган пожал плечами:
— Шулеру иногда и четырех не хватает.
— И все-таки не понятно. Зачем ему была нужна лишняя дама?
— Дама — достаточно крупная карта и не так бросается в глаза, как туз или король. Ему надо было только дождаться, пока у нас на руках не окажутся дамы другой масти — не той, что он припрятал. Я правильно говорю, Филипп?
— Не знаю, о чем вы толкуете, — ответил молодой человек. — Я ничего не прячу, мсье, повторяю — ничего. Ну а вы можете забрать свои деньги, — бросил он в сторону Флетчера.
Тот, смерив француза пристальным взглядом, медленно покачал головой:
— Может быть, ты все-таки сначала закатаешь рукав и дашь мне взглянуть, что у тебя там спрятано? И если Морган окажется прав и ты действительно жульничал, то долг твой будет побольше, чем одна ставка. |