— Да, череп мужчины среднего возраста, как мне кажется. Умер достаточно недавно, как считают, пять-десять лет назад. Но интерес вызвал не столько сам череп, сколько вещи, найденные вместе с ним… — Мсье Память еще не закончил говорить, когда Энцо, перевернув очередную вырезку, открыл зернистую фотографию коллекции разнородных предметов. — Да-да, — поспешил вставить мсье Память. — Теперь я вспомнил. Очень странный набор. Ракушка, старый стетоскоп, бедренная кость с крошечными отверстиями на концах, золотой кулон на цепочке. Кажется, в виде насекомого. — Он пошарил в разложенных вырезках. — Да, вот, в виде пчелки.

Взяв одну из вырезок, Раффин, напрягая глаза, рассматривал фотографию и читал подпись под снимком.

— И военный крест «За освобождение» с гравировкой «Двенадцатое мая тысяча девятьсот сорок третьего года» на реверсе.

— За освобождение чего? — спросил Энцо.

— Этими медалями де Голль награждал мужчин и женщин, содействовавших освобождению Франции от нацистов, — сказал мсье Память.

Энцо смотрел на вырезки, почти закрывшие стол.

— Как странно. Полиция как-нибудь объяснила наличие этих предметов в ящике?

— Судя по всему, нет.

II

На площади Дофина в западной части острова Сите нередко обедали следователи из бригады уголовного розыска с набережной Орфевр. Это была пыльная, засаженная деревьями площадь, окруженная старыми домами и ресторанами; когда-то здесь жил Ив Монтан. Из-за близости к Дворцу правосудия завсегдатаями заведений на площади Дофина были члены парижской коллегии адвокатов, Le Barreau de Paris, практиковавшиеся в своем дьявольском искусстве под ухмыляющимся Чеширским Котом на фронтоне. В ресторане «Дворцовый погребок» свободных столиков на улице не было, но сыщики как раз закончили обедать. Полицейский инспектор Жорж Тома не спеша доедал ленч; несколько стульев рядом уже освободились. Подсев к нему, Энцо и Раффин заказали по бокалу ледяного белого вина и исподтишка посматривали, как инспектор толстыми пальцами отрывает куски хлеба и вытирает ими тарелку. Седой ежик над круглым загорелым лицом отливал стальным блеском в тон однодневной серебристой щетине на щеках и подбородке, губы лоснились от жира. Тома мазнул по ним мятой салфеткой и по одному вытер пальцы. Прополоскав рот последним глотком красного вина, инспектор сыто рыгнул.

Краткий визит в префектуру полиции к знакомому Раффина дал результаты: оказалось, расследованием по идентификации черепа, найденного под площадью Италии, руководил Тома. Он так и остался инспектором и теперь, в сорок с лишним лет, спал и видел, как бы дотянуть до пенсии, он завел привычку подолгу обедать на площади Дофина.

— Череп? Да, помню. История странная, как хрен знает что, — сказал он. — Местные копы подбросили дело нам, но там вообще не за что было зацепиться. Отпечатков пальцев — ни на ящике, ни на всякой дряни, которой он был набит. — Подозвав официанта, Тома заказал «Плавучий остров» и кофе.

— И куда все это делось? — спросил Энцо.

Тома уставился на него, как на двухголового урода:

— Что это за жуткий акцент?

— Он шотландец, — извиняющимся тоном ответил Раффин.

Тома на секунду выпятил нижнюю челюсть в знак презрения ко всем непарижанам.

— Что куда делось-то?

— Ящик и предметы, найденные внутри.

— Как сданы в greffe, так там и хранятся.

— Где?

— На складе вещественных доказательств, — перевел Раффин и уточнил у Тома: — Во Дворце правосудия?

Инспектор кивнул.