И как же хорошо мы с ним понимали друг друга!

— Да! Конечно я поеду с тобой! — незамедлительно ответил он.

— Ха! Это будет длинная и тяжелая тропа! Я думаю, что тебе вовсе незачем ехать, — заметил ему Белый Волк.

— Но ведь каждому из нас нужно иметь многострельное ружье. Дальний Гром даст ему одно из таких, а также и многое другое. И к тому же вы не должны обрекать меня на одинокий путь по этой тропе, — принялся я убеждать его.

Вождь тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на мать Питамакана. Несколько мгновений она притворялась, что не замечает этого взгляда, но потом воскликнула:

— Ну ты же сам знаешь, что мы должны сказать ему «да»! Так скажи и пусть они отправляются!

— Да, наши дети должны идти своим путем, так же, как и мы в дни нашей юности, — согласился он и обратился к Питамакану:

— Ты можешь ехать, сынок, но постоянно помни, что должен молиться и приносить жертвы богам. То же будем делать и мы ради вашего благополучного возвращения.

— И всегда будь настороже, — смахнув слезу, сказала его мать.

— Это же не первая наша опасная тропа, и мы знаем, как позаботиться о своей безопасности, — уверенно ответил он ей.

Итак, дело было решено именно так, как мне и хотелось. Все согласились, что мы выступим на север, как только спадет напряжение с торговлей в форте. Женщины поджарили нам мясо, и мы немного поели, закусив жареным ма-асом (диким турнепсом). Мне всегда казалось, что этот крахмалистый клубень и есть настоящий турнепс. Питамакан согласился поехать со мной в форт и остаться переночевать. Но прежде мы зашли к его племяннику, мальчишке по имени Медвежье Место, и подрядили его пасти Питамакановых коней, пока мы будем на севере. Потом, прежде чем отправиться в форт, мы отыскали сам табун и внимательно осмотрели его, решая каждый для себя, какую лошадь он выберет для предстоящей дальней тропы. В табуне Белого Волка было около четырех с половиной сотен голов, часть из которых принадлежала нам и часть — Тситсаки.

— Ну, дядя, Питамакан идет со мной по северной тропе! — воскликнул я, врываясь вечером в его кабинет.

— Ха! Это меня не поражает: я знал, что ты попросишь его об этом, а Белый Волк немного поворчит, но потом скажет, что Питамакан может идти. И теперь вы немедленно отправитесь в путь?

— Именно так и было, — рассмеялся я. — И ты просто должен дать Питамакану одно из наших новых ружей.

— Ладно. Ты и твоя «почти-мать» явно собираетесь разорить меня. Она уже упросила меня выделить еще одно ружье Белому Волку.

Следующим утром, в 10 часов «Дальний Запад» вышел на середину реки, медленно развернулся, издал протяжный свисток и взял курс на Сент-Луис. За лето судно еще раз должно было придти в Форт-Юнион, но здесь в этом году мы уже не могли встретиться с ним и его героическим капитаном. И пока я наблюдал, как его большое колесо, поворачиваясь, взбивает белую пену, мне подумалось, какие перемены произойдут в жизни находящихся на его борту людей всего за двадцать или чуть более дней их плавания: поменять наши дикие земли на Сент-Луис означало перейти из одного мира в другой!

И вот пришел полдень — самый великий в том году для нас, обитателей Форт-Бентона, и для собравшихся племен черноногих. Это был день красочной церемонии и речей — близких сердцу индейца, да и нашим сердцам тоже.

С раннего утра в форт потянулись мужчины, женщины и дети. Они ехали верхом со стороны реки Титон и останавливались перед фортом, между ним и рекой. Постепенно их собралось несколько тысяч.