— Уехали они, мил-человек, — сообщила ему пожилая и, видимо, очень любопытная соседка. — Машинку свою завел, и они уехали. А ты им кто будешь? Не родственник?

— Нет, я по делу пришел… Вы не знаете, скоро они вернутся?

— А кто ж их, молодых-то, знает? Завели тарахтелку и — усви стали!

Михаилу Матвеевичу осталось только вернуться в отдел милиции со всем тем, пусть и небольшим, грузом информации, который он успел добыть за прошедшие полдня.

4

На обитой дерматином двери начальника ОВД «Правобережный», на втором этаже, висела черная стеклянная табличка с золотыми буквами — «Веселко Степан Лаврентьевич». И больше ничего — ни должности, ни звания. Видимо, предполагалось, что посетители и так должны понимать, чья это дверь.

Москаленко постучал, услышал голос: «Войдите!» — и открыл дверь в кабинет. Подполковник милиции стоял у окна с телефонной трубкой в руке и смотрел во двор.

— Слушаюсь, — сказал он в трубку и аккуратно положил ее на аппарат. Затем поднял взгляд на посетителя, сухо спросил: — По какому делу?

— Разрешите присесть, товарищ подполковник?

— Садитесь, — бросил начальник и сел сам.

— Я по поводу ночного эпизода…

— Опять про стрельбу, что ли? — поморщился подполковник. — А вам разве дежурный не дал разъяснений? Я же приказал ему! В чем дело? — И он схватил трубку внутренней связи.

— Не торопитесь, Степан Лаврентьевич, — жестом остановил его Москаленко. — Тут, я вижу, не все так просто, как кажется на первый взгляд. Душа, понимаете, болит. — Старик потер ладонью грудь.

— Так вам к врачу надо, а не ко мне.

— Вы не поняли. Но я, если позволите, в двух словах объясню.

— Давайте, только действительно в двух словах, у меня времени совсем нет.

— Спасибо. Мой сын, депутат Москаленко, вы его наверняка знаете, вчера вечером вместе с шестью акционерами химкомбината отправился на встречу с Юрием Петровичем Киреевым. Его фамилия вам тоже знакома.

— Естественно, — нетерпеливо кивнул подполковник.

— Уехали и… пропали. Сам Киреев, как мне уже доложил Мишин помощник, дома отсутствует, вроде он даже чуть ли не в Москву вылетел, а вот товарищи, которые к нему отправились, пропали. Никто из них дома не ночевал, и на службе они тоже сегодня не появились. Это те, о ком я успел узнать, — поправился Михаил Матвеевич. — По городу идут разговоры о ночной стрельбе, которую, кстати, я своими ушами слышал. На этот счет есть немало свидетелей. И никакие это, товарищ подполковник, не петарды были, а самые натуральные автоматные очереди. Все, вместе взятое, вынуждает меня задать вам необходимые вопросы…

— Я жду, задавайте! — довольно грубо перебил его начальник.

— Я хочу знать, станете ли вы проверять рапорт того наряда милиции, который выехал для проверки информации, поступившей к вам от товарища Кваснюка? Почему я спрашиваю об этом? Потому что в рапорте есть противоречия. И я смею предположить, что никакой тщательной проверки вообще не проводилось.

— С чего вы взяли? — нетерпеливо спросил подполковник, хмурясь. — И вообще, какое вам до этого дело? Вы собираетесь проводить собственное расследование? И кто вам дал такое право?

— Не боги, товарищ подполковник, горшки обжигают. А потом в городе есть немало толковых специалистов. Только деньги плати, они тебе черта лысого достанут.

— Ну, если вы собираетесь лысых чертей искать, — с сарказмом заметил начальник, — можете этим заниматься сколько вам угодно.