— Уж я-то знаю вашего брата. Вы занимаетесь своей мудреной наукой на деньги государства, а в промежутках между своими опытами ругаете дуче, хихикаете над нашими партийными приветствиями и пренебрегаете государственными праздниками, не желая посещать торжественные мероприятия.
«Так и есть, — сообразил Ферми. — Сейчас он припомнит октябрь прошлого года и мое дезертирство с официального собрания… Как я тогда не догадался заранее запастись медицинской справкой?»
Энрико Ферми уже приготовил покаянную гримасу, однако сеньор куратор неожиданно заговорил совсем о другом.
— Не думайте, что нам самим так уж нравятся эти спектакли, — сказал он, доставая из-под стола и встряхивая большую оплетенную бутыль. Судя по звуку, бутыль была уже пуста. — Но это НУЖНО, сеньор Ферми. Римское приветствие, все эти песнопения и лозунги, памятные даты и чествования партии необходимы. Необходимы для того, чтобы движение сохраняло свой пафос. Так было, кстати, и в античном Риме.
С этими словами сеньор куратор придвинул к себе кружку Ферми, а затем, к громадной радости ученого, задумчиво перелил остатки граппы в свою посуду. И — немедленно выпил.
— Нам хотелось бы, — произнес он подобревшим голосом, — чтобы люди, составляющие цвет нации, были заодно с нашим движением. И большинство уже на стороне дуче. Однако мы искренне желали бы, чтобы в ряду наших союзников наряду с именами Маринетти, Тосканини, Маркони и Пиранделло значилось бы имя выдающегося итальянского физика Энрико Ферми. Особенно учитывая ту роль, которую играют ваши исследования в деле обороноспособности страны…
«Отмены государственных дотаций нам, стало быть, не предвидится», — сделал про себя вывод профессор Ферми. Почему-то мысль эта его совсем не обрадовала. Словно бы не он, а кто-то другой еще четверть часа назад опасался, что его кафедру разгонят, а лабораторию закроют.
— Пока еще рано говорить о каких-либо результатах, — поспешно проговорил ученый. — И вообще военный аспект нашей деятельности еще долго всерьез не может рассматриваться. Пока наши опыты имеют не более чем академический характер. Это все, если угодно, только хорошая физика.
Сеньор Литторио хитро прищурился.
— Физика так физика, — успокаивающим тоном сказал он. — Партия все прекрасно понимает. Сначала — теория, пушки — потом, Спокойно себе занимайтесь, — сеньор куратор заглянул в какую-то бумажку, которую выудил из лежащей на столе серой папки, — этим… облучением урана быстрыми нейтронами…
Ферми отметил про себя, что эту бумажку сеньор Литторио быстро спрятал обратно я папку, а ту засунул в дальний ящик своего стола.
— Многоуважаемый сеньор куратор, — произнес профессор, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее. — Мы на нашей кафедре не исключаем варианта, что раскрытие всех тайн атомного ядра может иметь далеко идущие последствия…
Сеньор Литторио с важным видом закивал. Очевидно, он вообразил, что профессор Ферми вот-вот поставит ему на стол опытный образец пушечки, стреляющей быстрыми нейтронами.
— …Тем не менее, — продолжал Ферми, — пока наши опыты с ураном не дают оснований надеяться на конкретное применение нашей методики в любой иной сфере, кроме лабораторной.
— Минутку, профессор, — обиженно сказал сеньор Литторио. — Но у нас другие сведения. — Он снова вытащил из укромного ящичка свою папку, зыркнул в нее одним глазом, снова запрятал ее обратно. — Нам сообщили, что работы вашего немецкого коллеги Отто Гана с начала этого года курирует не кто-нибудь, а сам рейхсфюрер СС, имперский министр авиации и министр-президент Пруссии Герман Геринг. |