|
У нас, например, в одном только Московском управлении было переведено в оперативный резерв не меньше трети кадровых сотрудников, а у несчастных «эрушников», подозреваю, еще больше. К тому же наши орлы, даже и выведенные за штат, не потерялись — всего лишь незаметно рассредоточились по крупным фирмам и банкам в качестве консультантов или начальников охраны. Опыт и квалификация Лубянки везде ценились неплохо, чего нельзя сказать о бесхозных выпускниках «Стекляшки», коих называли «дикими» — и за дело. Общий уровень подготовки хлопчиков из РУ и так не больно отвечал современным требованиям: многих из них готовили на случай силовых операций за рубежом, да только случай все не представлялся и теперь, видимо, не представится. Насколько я знаю, первым делом из «Стекляшки» удалили горсточку тамошних смутьянов, затем всех «засвеченных» агентов, которые здесь все равно только груши околачивали, и, наконец, едва ли не весь молодняк, который еще ничему и выучить не успели, а уже наподдали коленкой под зад. Минобороны и пальцем не шевельнуло, дабы трудоустроить отбракованных «эрушников», даже вида не сделало, что шевельнуло. Можно предположить, что «дикие» пополнили структуры, и отнюдь не коммерческие: мне, по крайней мере, доподлинно было известно, что во время неудачного нападения на ярославский филиал Ост-Банка среди погибших бандитов оказался один такой, со стрелочкой. Я склонялся к версии о причастности к убийствам обоих физиков именно «диких», кем-то нанятых во имя чего-то. В пользу этого свидетельствовала сравнительная легкость нашей с Филиковым победы над блондинчиком Лукьяновым и рукастым Лобачевым. В качестве заплечных дел мастеров они выглядели еще довольно сносно, но как бойцы — бледно, очень бледно. Что ж, если обоих покойников привлекли втемную лишь для пары-тройки убийств и обысков, то мои шансы отыскать работодателей этих граждан опускались почти до нуля. Правда, с год назад ходил странный слух: будто бы некоторое количество «диких» объединились неизвестно для чего; причем занимался объединением якобы кто-то из тех самых старших офицеров «Стекляшки», кого вычистили не за глупость, а как раз-таки за смутьянство. Слух этот, помню, необыкновенно воодушевил Филикова. Он даже некоторое время носился с идеей создать в нашей конторе некое спецподразделение, которое бы только занималось отловом несанкционированных «диких». Такую, значит, зондеркомандочку. По счастью, слух никак не подтвердился и Дяди-Сашина инициатива осталась невостребованной и безнаказанной. «Дядя Саша, — укоризненно спросил я его, когда он получил от генерала Голубева положенный отлуп, — ты-то сам веришь в эту чепуху насчет тайного объединения „диких“? Ну, честно?» — «Ясное дело, не верю, — ответил мне честный Филиков, не моргнув глазом. — Но представляешь, какой фитиль можно было бы вставить „Стекляшке“?..»
Тут физиономия Филикова возникла перед моими глазами, качнулась, расплылась, и я сообразил, что все-таки засыпаю, убаюканный своими воспоминаниями годичной давности. Я еще успел щелкнуть выключателем тусклой лампочки у изголовья, а потом окончательно провалился в глубокую яму полусна-полубреда. Мне приснилась почему-то Маша Бурмистрова, которую я видел только на фотографии. У Маши были очки редактора Боровицкого и глаза под очками тоже редактора Боровицкого. «Это будет „бомба“, Макс…» — ласково говорила мне Маша-редактор голосом кудлатого визажиста Бориса Львовича. «Какая бомба?» — умоляюще интересовался я, чувствуя, что вот-вот пойму нечто очень важное, некий ключ к разгадке, ускользающий от меня. «Известно, какая, — отвечала мне Маша-редактор-визажист, постепенно превращаясь в генерала Голубева. — И если ты, Макс, через полчаса не положишь мне на стол ответ на запрос депутата Безбородко…». |
