Пока он раздумывал над этим, блеснувшая яркая молния дала ему возможность увидеть, что остров был не что иное, как верхушки деревьев, стволы которых находились под водой. Одновременно при яркой вспышке молнии он увидел быстрое течение, которому нельзя было довериться, так как это грозило быть разбитым о стволы деревьев. Так угас для него последний луч надежды, и Роланд, вздохнув, сказал сам себе:

— Итак, мы осаждены со всех сторон… и само небо отступилось от нас!

Не успел он договорить эти печальные, унылые слова, как заметил, что к бухте подплыл маленький челнок и врезался в кусты. Из челнока выскочил человек. Роланд испугался: он решил, что дикие нашли средство напасть на него и со стороны реки. Он собрал все свое мужество и с саблей в руке бросился на незнакомца, который прикреплял лодку к берегу, и нанес ему такой удар по голове, что тот, по-видимому, мертвый, упал на землю.

— Умри, собака! — воскликнул при этом Роланд и поднял уже ногу, чтобы сбросить тело в воду, как вдруг незнакомец по-английски прокричал:

— Разрази вас гром, белый! Что с вами?

К изумлению своему, Роланд узнал голос Ральфа Стакполя, конокрада. Быстро он вскочил на ноги, сбросив свою шляпу, которую меч Роланда разрубил пополам, не поранив, однако, головы, и накинулся на Роланда, чтобы отплатить за нападение, которое, как он думал, было сделано со злым умыслом. Новая молния осветила лицо капитана Форрестера, узнав которого Ральф громко зарычал от радости, хлопая в ладони и ударяя пятку о пятку:

— Разрази меня гром! Это вы, капитан! Я ведь знал, что вы тут сражаетесь, потому что слышал ружейные выстрелы и вой индейцев. Разрази меня гром, я подумал: ты должен отправиться туда на защиту ангелоподобной дамы, которая спасла тебя от виселицы. А теперь, друг, я здесь и буду сражаться со всеми тварями, белыми или красными, черными или пегими, чтобы только ничего дурного не приключилось с той, которая спасла мне жизнь. Отведите меня к ней, и я съем и проглочу ваших врагов так, чтобы от них не осталось ни одного волоска или ноготка!

Роланд мало обращал внимания на эти слова полу сумасшедшего человека и только спросил его, каким образом он переправился сюда.

— В челноке! — отвечал Ральф. — Я нашел его под кустами, живо вырубил себе топором весло, вскочил в челн, подумал о даме и переехал через поток, как водяная муха. Чужестранец, вот я! Но я прибыл не для того, чтобы болтать, а затем, чтобы показать вам, что я, как собака, готов умереть за моего ангела. Где эта дама? Где она, чужестранец? Покажите мне ее, чтобы ярость волка овладела мною, и я бросился бы на краснокожих, как серый на овец!

Роланд ничего не ответил ему, и без дальнейших разговоров отвел его к женщинам, которые сидели на скале и горько плакали, сознавая свое положение.

— Разрази меня гром, — прорычал Ральф, увидев бледное лицо Эдиты, — если такое зрелище не сделает из меня пантеры, то пусть я буду сам проглочен с кожей и волосами! О, прекрасная дама, взгляните на меня и скажите хоть словечко, потому что я готов сражаться, как дикая кошка! Ободритесь и не унывайте! Разве я не Ральф Стакполь, не раб ваш? Разве я не для того пришел, чтобы сожрать всех, кто против вас, — шавниев, делаваров и прочих? О, ангел мой, не умирайте теперь, а лучше посмотрите, как я их проглочу.

— Ну, полно же вам вздор городить! — сказал Роланд, который, несмотря на свое недоброжелательное отношение к конокраду, все-таки был обрадован его рвением. — Покажите вашу благодарность на деле и скажите мне, как удалось вам пробраться сюда, и есть ли у нас надежда выбраться отсюда?

После долгих усилий Роланду удалось заставить Стакполя рассказать, что с ним произошло. Теперь оказалось, что этот день был таким же несчастливым, как и для молодого капитана.