Президент компании недоговорил, перевел взгляд с сочувствующего Романа куда-то ввысь и погрузился в размышления.

В дверях Шухов оглянулся. Серые глаза Вячеслава Матвеевича потемнели, шеф сейчас иллюстрировал собой прогноз погоды «грозовая облачность». Если и жили в сердце президента ненужные сегодня рыцарские сентиментальность и благородство, то он готов был в любой момент вытравить их. Роман поежился и на долю секунды ощутил жалость к Глебу Батурскому.

***

Безоблачное сентябрьское небо было ярко-синим, солнце просвечивало сквозь золотые ветви деревьев и ощутимо припекало.

На одной из московских улиц, жестоко наехав на Правила дорожного движения толстыми рифлеными колесами, стояли на тротуаре два автомобиля – ягодно-красный элегантный "мерседес-кабриолет и открытый джип.

Два молодых человека, Иннокентий Ригилев и Егор Стручков, родители которых постарались внести детишек в список персон, особо обласканных судьбой, вяло реагировали на робкие протесты прохожих и живо обсуждали интересный вопрос.

– Право, Егорка, будет забавно. Приходи. Двадцать лет, значительная дата, юбилей.

– Девицы будут, конечно? – брезгливо поморщился Егор. Женский пол его раздражал: красивый и богатый юноша, Стручков постоянно становился предметом домогательств алчных девиц.

– Вообще-то я планирую мальчишник, но девочки тоже будут привлечены – в качестве десерта. Не волнуйся, никто к тебе приставать не будет. К сожалению, бассейн с подогревом еще не достроен, я хотел организовать шоу «Стриптиз на воде». А так придется ограничиться ипподромными скачками.

– Девятого октября?

– Да. Через две недели. Подъезжай к восьми вечера. Кстати, Стручок, я ставлю сто баксиков, что твоя краснобокая лоханка не сможет обогнать моего резвого бычка на спринтерской дистанции. Давай попробуем, отсюда вон до того перекрестка.

– Свихнулся? Мы же убьемся, Кеша.

– Фортуна и женщины любят смелых, Стручок, заводи!

Через минуту «бычок» Иннокентия злобно огрызнулся и скрипнул шинами, стартовав на второй передаче. Джип несся по узкой улице, преследуемый красным «мерседесом». Кеша подпрыгивал на сиденье и хохотал во все горло, азартно вцепившись в руль.

Глуховатая, очевидно, старушка, опрометчиво ступившая на проезжую часть, которая превратилась в гоночную трассу, едва не пала жертвой соревнования. От ужаса она выронила из рук хозяйственную сумку, любовно реставрированную не менее пятисот раз, и вмиг ее авоська отлетела в сторону, плюхнулась на землю с асфальтово-стеклянным стуком и растеклась густой белоснежной сметаной.

– Елы-палы, – крепко выругался мужчина, свидетель происшествия, – что, бабуля, поела сметанки? А шаг вперед, и тебя бы по асфальту размазали, а не сумку.

– Какие гады, – сокрушенно заметила женщина в джинсах и футболке, поднимая растерзанную авоську. – Думают, им все позволено! Бабушка, наверное, на эту сметану полмесяца деньги копила!

Небольшая толпа, центральной фигурой которой стала несчастная жертва, едва сдерживала соболезнующие слезы. Старушка молча рассматривала сумку.

– О, снова едут! – возмутилась толпа. – Не наездились!

Тихо урча, задним ходом возвращался «мерседес». Из него выскочил побелевший Егор Стручков. Негодующая публика расступилась.

– Простите, ради Бога! – взмолился он, оглядывая бабулю и с облегчением понимая, что пострадали только сметана и миллион-другой нервных клеток. – Я компенсирую вам. Вот, возьмите! – Егор протянул пожилой женщине сто тысяч.

Старушка заторможенно опустила руку в авоську, вытащила крупный осколок банки, весь молочно-белый, и пистолет с накрученным глушителем, тоже измазанный сметаной.