- Отныне, мой друг, великий Советский Союз в вашем лице получает неизлечимого безработного. Это факт! Вам это ясно?

- Я сам так думал… Но вы сказали…

Окаемов сел рядом и повернул Аксенчука к себе:

- Дальше, мой друг… по вас плачет тюрьма и военная коллегия Верховного суда… Ради бога, перестаньте дрожать и таращить глаза!.. Что вас удивляет? Разве не вы отдали постороннему человеку диплом, трудовую книжку и копию приказа на бланке секретнейшего института? Разве не своей собственной рукой вы написали заявление с просьбой взять вас на работу? На какую работу, позвольте вас спросить? Почему в заявлении это не уточнено? Наконец, тому же постороннему человеку вы рассказали кое-что и о делах вышеупомянутого института…

- Я ничего особенного не рассказывал… Я вообще не понимаю, что вы говорите…

- Ах, не понимаете? А то, что вы должны мне почти десять тысяч рублей, это вы понимаете?

- Виталий Алексеевич, перестаньте шутить! Вы же сами предложили… в долг. Я могу эти деньги сейчас же вернуть…

- Хорошо, мой друг. Шутки в сторону. Слушайте меня внимательно. Сейчас вы услышите самое главное. С вами сейчас разговаривает посланец могущественной державы. Если хотите яснее - разведчик…

Искусно изобразив ужас, Аксенчук отшатнулся от Окаемова, пытаясь встать. Резким движением Окаемов прижал его к стулу.

- Спокойно, мой друг. Давайте говорить, как положено мужчинам, - спокойно и мужественно. Я не подлец и не разбойник с большой дороги. Я тайно представляю здесь державу не только могущественную, но и благородную. Вот почему военной коллегии не удастся отправить вас на расстрел. И вы не станете вечным безработным. Вы вместе со мной уедете далеко-далеко от всех этих неприятностей. Вы уедете туда, где ваша услуга моей державе будет оценена по достоинству, а это означает, что вы будете жить там прекрасно. Ну что вы на это скажете, мой друг?

- Я не верю… я… - Аксенчук дрожал, как от озноба. - Я все думаю, что вы шутите…

- Шутки давно оставлены! - с мрачной усмешкой сказал Окаемов. - Знаете, когда мы будем с вами шутить? Когда минуем рубежи вашей страны. Решайте. Или вы со мной, и это для вас означает жизнь со всеми ее радостями… Или… - Окаемов не договорил, упершись в глаза Аксенчуку ледяным злобным взглядом. - Конечно, я сам марать руки не стану. Это за меня охотно сделают ваши товарищи чекисты. Я им только помогу немного… Ну! Решайте!

Аксенчук долго не отвечал, погруженный в тяжкое раздумье.

- Я с вами, - сказал он наконец.

- Молодец! - Окаемов порывисто обнял Аксенчука за плечи. - Вы не представляете, что я пережил, пока вы думали! Видите? У меня пот на лбу выступил. Ну, теперь мы друзья на всю нашу жизнь! - Он дрожащей рукой налил коньяк в рюмки. - За успех нашего дела и нашего путешествия! За нового гражданина моей великой державы!

Они выпили. Аксенчук спросил:

- Когда мы уедем? И как? Это же так трудно! Граница…

- Мы уедем завтра ночью. На морском побережье нас возьмут на борт подводной лодки. И прощай, советская земля!..

- И вы… не бросите меня?

Окаемов встал:

- Послушайте, мой друг: не верьте тому, что о нас плетут крикуны. Через несколько дней вы сами убедитесь, какая это ложь. О вас уже сообщено, и мне просто приказано взять вас с собой. Мы люди слова и дела. И мы умеем работать. И мы ненавидим вашу страну. И прежде чем покинуть ее, мы с вами очень громко хлопнем дверью. Хлопнем, мой друг?

- Можно, конечно. Но как?

- Атак, например, чтобы от всего вашего института вместе с Вольским осталась одна каменная пыль. Неплохо? И мы сделаем это как дважды два - четыре.

- Как? - Это «как» у Аксенчука не получилось - оно прозвучало весьма неестественно.