Невиданные фрукты свисали с ветвей вперемешку с цветами, и огромные бабочки сказочных расцветок величаво взмахивали крыльями. Ни у кого язык не повернулся бы сказать, что они порхают, — парят!
В зарослях самого обычного английского шиповника (всего и разницы, что цветки раза в три крупнее и душистее) скрывался маленький фонтан, за ним прятался в траве крошечный грот, а в нем сидела изумрудная лягушка с алыми щеками и золотыми глазами. Лили не успел» восхититься такой изящной парковой статуэткой, как лягушка торопливо сглотнула и сиганула в кусты. Лили не удержалась и завизжала — от неожиданности и восторга. Раш рассмеялся, и девушка быстро повернулась к нему. Зеленые глаза сияли, щеки раскраснелись, темные волосы отливали красным золотом. Она прижала руки к груди и срывающимся от счастья голосом произнесла:
— Вы волшебник, Джереми! Я хожу по самому настоящему эдему, я попала в сказку, и хозяин этой сказки — вы. Спасибо, спасибо вам! Страшно подумать, я ведь могла прожить всю жизнь и даже не узнать, что существует такая красота!
Раш взял ее за руку, прижал к своей груди и ответил негромким и тоже взволнованным голосом:
— Благодарить должен я. Мне кажется, что вы вернули мне радость жизни. Сегодня я увидел свой дом совершенно другими глазами. Все краски стали ярче, и это благодаря вам, Лили. Я так рад, что вы здесь, со мной.
Они молчали, не в силах справиться с волнением. Птицы надрывались в душистых зарослях.
Сквозь густые ветки магнолии на Раша и Лили неотрывно смотрели темные, как африканская ночь, глаза без белков.
Если бы этот взгляд мог видеть сторонний наблюдатель, он бы немедленно заявил в полицию.
— Привет, старый пират.
— А, это ты… Какие новости?
— Как сказать. И такие, и сякие.
— Кончай выкрутасы. Говори яснее. Она прилетела?
— Да. И очень хороша собой.
— Повнимательнее там.
— Я и так стараюсь. Только… Ты бы тоже не зевал.
— А что такое?
— Мне кажется, она не так уж проста, как нам казалось.
— Я сказал, говори яснее.
— Не могу. Пока нет уверенности. Но она не простая штучка. Я бы не стал заключать ее в объятия, не уверившись, что у нее в кармане нет режущего или колющего предмета.
— Не верю своим ушам. Лев пустыни испугался английской розы?
— Тигры славятся осторожностью. Она что-то знает.
— Ну и что? Она и приехала, чтобы узнать.
— А если ей понравится не все, что она знает?
— Что ты имеешь в виду?
— Что лучше: три бриллианта или один?
— Иди ты к дьяволу. Про это она уж точно знать не может.
— Кто ее знает, что она может… Дьяволица ей не доверяет. Говорит, за ней идет беда. Глупо, конечно, но…
— А этот?
— А что этот? Тонкая, ранимая натура. Ему бы стихи писать. Он не узнает интригу, даже если она выскочит из кустов и даст ему по голове.
— Слушай, мне некогда. Посмотри там сам и позвони. Меня не будет в городе с неделю. Легавые слишком взбодрились, так что я проверю дальние плантации. До связи.
— До связи… папаша.
— Иди к дьяволу!
Следующие несколько дней прошли для Лили совершенно как в угаре. Они со Рашем не расставались с раннего утра и до позднего вечера. Он оказался прекрасным рассказчиком и собеседником, и Лили, чьего мнения никогда никто не спрашивал и не выслушивал, буквально расцветала на глазах. Она разговаривала с Джереми Рашем о музыке и литературе, рассказывала ему о своем детстве, смешно передразнивала своих соседей и была счастлива, когда на бледном лице ее хозяина расцветала улыбка, очень его украшавшая. |