— Ба, какие люди! И без охраны! — воскликнула я.

Эмоции бурлили во мне. Какой уж тут контроль!

На полу лежал Шерстобитов. До последней минуты я не верила, что главный подозреваемый — сам Дмитрий Николаевич Шерстобитов, собственной персоной. Слишком яркая фигура на горизонте отечественного бизнеса, слишком уж «засвеченная». До сих пор я так и не смогла представить Шерстобитова в виде маньяка с ножом в руках, расчленяющего мертвое женское тело на куски.

Хотя кто его знает, что испытывает человек при расчленении? Какие сладострастные мысли тревожат его до совершения ритуала?

— Вставайте, Дмитрий Николаевич. — Я поняла, какую страшную ошибку допустила, забыв установить диктофон.

Шерстобитов неловко поднялся, поддерживаемый с двух сторон Линчуком и Шаповаловым. Они усадили Дмитрия Николаевича на стул и встали по бокам, как два богатыря.

Я размышляла, как приступить к серьезному разговору. Я не знала, о чем Шерстобитов говорил с Шаповаловым. Диктофонная запись разговора отсутствовала по причине моего женского легкомыслия.

И стоило ли начинать этот разговор?

— Михаил, вызови наряд. И позвони Королеву. Мне «слабо».

— Слушаюсь!

За что и люблю Линчука. Во время работы он напоминает четкий механизм, отлаженный до самого маленького винтика. Робот, а не человек. И совершенно не похож на медлительного увальня, тоскливо созерцающего экран монитора.

Я присела на краешек стула, изредка поглядывая на Шерстобитова. Дмитрий Николаевич прикрыл глаза, и я не знала, видит он меня или нет. У меня не было никакого желания разговаривать с ним. Да и не дамское это дело. Изначально моя задача заключалась в поимке преступника. А колоть его, допрашивать, выискивать несоответствия в ответах на поставленные вопросы — работа следователя.

Но один вопрос я все-таки задала, не удержалась. Привычка сказалась.

— Дмитрий Николаевич, зачем? Зачем? Зачем? — несколько раз повторила я, надеясь услышать что-то таинственное, загадочное, открывающее свет в этой трагической истории.

— Вам, Гюзель Аркадьевна, этого не понять! — рявкнул Шерстобитов.

И я мгновенно заткнулась. Мне этого не понять! Как бы я ни старалась забраться в голову этого господина из мебельной корпорации.

Я тупо смотрела на беспорядок в кухне. Так же тупо я поприветствовала Королева. Он ворвался в квартиру вместе с нарядом милиции, с трудом сдерживая клокочущий в нем гнев. Королев брезгливо обошел меня, стараясь не прикасаться. Как будто я представляла собой нечто потустороннее. Он вошел в раж, раздавая указания направо и налево. Его указания не касались лишь моей персоны. Королев старательно делал вид, что я не существую на этом свете.

При обыске у Шерстобитова нашли хирургический скальпель иностранного производства, тонкий, как бумага, и пузырек с каким-то веществом.

Наверное, в пузырьке Шерстобитов намешал чудовищную смесь, валившую с ног быков и одиноких дамочек. Он конструировал коктейли, а потерпевшие дегустировали. После дегустации он приступал к расчленению.

Мельком я увидела, как расторопный Линчук передал Королеву диктофон, укрепленный на кухне без моего ценного руководящего указания.

«Молодец, Линчук, ты не только картошку умеешь жарить!» — проговорила я мысленно.

Меня бил озноб. За неделю напряженнейшего труда, нечеловеческих усилий, умело маскируемых под улыбчивость и приветливость, во мне скопились яды, медленно отравляющие хрупкий организм. Я почувствовала острое желание прикорнуть на собственной кровати, съесть что-нибудь диетическое, очищающее, словно я созрела для серьезного поста. Очищение души и тела — нормальное желание нормального человека, отработавшего целую неделю в сложнейшем ритме.

Особенно если этот нормальный человек — одинокая женщина с обостренным чувством справедливости.