— Да? И что они нашли? — оживилась я.

Работники прокуратуры оказались самыми резвыми, опередили не только убойный отдел во главе с Королевым, но и меня, вездесущую и парящую.

— Они забрали список работников корпорации из отдела кадров. Вот и все, этим они и ограничились. — Дмитрий Николаевич излучал обаяние, всячески демонстрируя моральное одобрение. Таким образом он поддерживал меня в трудном деле.

— Нам больше нечего сказать по этому вопросу. — Шацман набрался наглости и первым поднялся со стула.

Шерегес проворно вскочил, обратив свои взоры на старшего товарища, правильно ли он делает. Шацман одобрительно глянул на младшего, ободряя взглядом — все правильно, так держать. Шерстобитов не шелохнулся в ожидании моего напутствия.

Я крутила ручку в руках. Мое спокойствие мгновенно улетучилось.

Почему-то вспомнилась сцена из «Шерлока Холмса», где Никита Михалков гневно спрашивает. «За кого меня принимают в этой гостинице? За дурачка? За дурачка…» И Михалков сам себе отвечает… Констатирует факт.

Опять немая сцена, двое стоят, двое сидят. Все словно отупели от вселенского непонимания. Трое мужчин никак не могут понять, что я от них хочу услышать. Женщина сидит, сжав губы, и чуть не плачет.

— Мне нужна копия списка из отдела кадров, — неожиданно ровным голосом произнесла я. — Я пришлю сотрудника нашего управления. Предварительно вам позвонят. Вы — свободны!

— Всего хорошего. — Все трое поплыли к выходу.

Шерстобитов потерял былое обаяние и как-то уж очень заспешил, опережая партнеров. Шли они спокойно, так идут ко дну корабли, медленно и тихо, не теряя достоинства.

— Творческих успехов в деле строительства капитализма, — я все-таки не удержалась от ерничества. Люблю прикалываться!

Для чего они мне понадобились, один бог знает. Лично себе я не смогла объяснить, зачем вызвала их в управление. Может быть, надо было настоять на приеме в офисе корпорации? И что изменилось бы? Один бог знает…

В сложных ситуациях я приучила себя и свой организм перестраиваться на другой лад. Этакий музыкальный инструмент, настроил струну или клавишу, вот инструмент и заиграл по-другому. Если ничего не получается, натяни другую струну, а оборванную выбрось, не жалей, другие найдутся.

Кажется, надо поговорить с подругой Клавдии, настал такой момент.

Наверное, Николаева по-бабски делилась своими секретами с подругой. Наверное!

И если подруга не рассказала эти тайны оперативникам, значит, ситуация требует моего вмешательства.

Сыграю-ка я на бабской солидарности.

Ну, положим, не бабской, бабская солидарность — слишком грубо, а дамской, женской, девичьей. Нет, все равно, бабьей, что уж тут глазки строить.

Как, бишь, ее зовут, подругу Клавдии Михайловны? А ее зовут, ее зовут — Людмила Борисовна Коровкина, работает Коровкина товароведом на «Русских самоцветах». Хорошая профессия, лучше не придумаешь. Звонить или не звонить? Быть или не быть? Пить или не пить? Любить или не любить? Жить или не жить? Тонуть или не тонуть? Работать или не работать?

На последнем вопросе меня заклинило — производство расследования не входит в мои служебные обязанности. По должности я обязана анализировать состояние оперативной обстановки, изо дня в день, изо дня в день, и так до самой старости, до пенсии, до полной отставки из органов внутренних дел. Скучно! Тошно! Пресно!

Юрий Григорьевич правильно сделал, что втравил меня в это дохлое дело, честь ему и хвала.

Редко у кого из начальников бывает чутье на способности сотрудников, а у полковника оно есть.