— И куда ушла Халима? — настойчиво расспрашивал мальчик.

— Как тебя зовут? — спросил старик.

— Омар Мусса.

Не глядя на него, старик поднялся, вошел в дом и вернулся с письмом, которое молча протянул Омару. Омар прочитал следующее:

мужчина, который передаст тебе это письмо, знаком с его содержанием, так как он написал его с моих слов, слово за словом. Я знала, что ты придешь и не последуешь моим советам. Ты упрямый. Но смотри не возгордись. Аллах любит лишь тех, кто выказывает покорность. Если ты послушен воле Аллаха, то оставь место, принесшее тебе столько бед. Зло еще витает над ним в ожидании.

Ты больше не увидишь меня. Не спрашивай почему. Есть вещи, о которых знать не нужно. Мое сердце болит, и моя душа плачет при мысли о том, что я вынуждена навсегда проститься с тобой, но так будет лучше. Люби меня в своих мыслях, как это делаю я.

Во имя Аллаха,

Когда Омар оторвался от письма, старик уже исчез. Солнце пробивалось сквозь утреннюю дымку. С берега доносились крики перевозчиков. Кричал осел, а но улице брели козы. Омар отправился в обратный путь.

На окраине эль-Курны, там, где пыльная тропинка раздваивается и уходит налево, в Дейр эль-Бахари, и направо, в Долину Царей, все еще был слышен шум из дома шлифовальщика. Омар остановился. Где он мог слышать этот звук? Он прошел дальше и вновь остановился. Ну, конечно: он слышал этот звук, находясь в гробнице, где его держали похитители.

Омар огляделся. На западе постепенно светлели скалы, а на востоке храм Луксора показался из дымки. Какой секрет скрывает этот пейзаж? Где же найти ключ ко всем необычным событиям, свидетелем которых он стал?

3

Берлин, Унтер ден Линден

«Поистине, Аллах сведущ в скрытом на небесах и на земле; Он ведь знает про то, что и груди! Он — тот, кто сделал вас наместниками на земле; кто был неверным — против него его неверие; неверие увеличит для неверных у их Господа только ненависть; неверие увеличит для неверных только убыток!»

Весна в Берлине. Из отеля «Бристоль» вышла изящно одетая женщина. Ее короткие иссиня-черные волосы были почти полностью скрыты широкополой шляпой с перьями. Опираясь на светлый, украшенный кружевами зонт, как на трость, она направилась к одному из стоящих напротив отеля автомобилей. Шофер распахнул перед ней дверцу и подал руку.

— В «Адмиралспаласт!» — бесстрастно произнесла женщина, и по ее акценту стало ясно, что немкой она не была.

— «Адмиралспаласт», Фридрихштрассе. — Шофер поднес руку к кепке и тотчас принялся крутить ручку, находившуюся спереди автомобиля. Он резко дернул ручку вверх, и автомобиль завелся.

Автомобилям, бывшим в городе нововведением, было запрещено развивать скорость больше, чем двадцать пять километров в час, так что дама имела возможность рассмотреть улицы, по которым проезжала, бульвары с цветочными клумбами и фонтаны, дома с лепными фасадами, высокие стеклянные порталы дверей из черного кованого железа и подоконные парапеты, медные или позолоченные.

Привычные места променада высокого общества постепенно перемещались все западнее: с Унтер ден Линден к Курфюрстендаму, на Тауенциенштрассе и району между Ноллендорфплатц и Виктория-Луизе-платц, где за несколько лет как из-под земли выросли многочисленные кафе с живой музыкой, бары и квартиры с телефоном для так называемых актрис. Улицы пестрели вывесками, обещающими всевозможные развлечения, рекламой средств для стирки и плакатами с предупреждением президента: «Объявление. Утверждено право улицы. Улица принадлежит транспорту. Сопротивление закону будет подавлено с помощью оружия. Я предупреждаю любопытных». Слова плаката прежде всего относились к левым демонстрантам, а слова «Я предупреждаю любопытных» быстро стали поговоркой.