Кот вытянул трубой хвост и мяукнул. Вирджиния наискось направила метлу вниз.

Мы приземлились в гуще деревьев, и она обернулась ко мне:

— Их дозоры, должно быть, поблизости, — прошептала она. — Я не решилась приземлиться на крышу. Нас было бы слишком легко заметить. Пусть путь в город начнется отсюда. Я кивнул:

— Годится. Подождите минутку. Я осветил себя фонариком. Как трудно было всего десять лет назад поверить, что трансформация зависит от того, как ярко светит луна! Затем Вирнер доказал, что этот процесс просто один из тех, где поляризованный свет, с правильно подобранной длиной волны, воздействует на щитовидную железу.

И… корпорация «Поляроид» сделал очередной миллион долларов на линзах превращения. Нелегко идти в ногу с нашим ужасным и удивительным временем., но я бы не сменил его ни на какое другое.

Обычно испытываемое ощущение — будто весь покрываешься рябью, трясешься. Меня пронзила смешанная с восторгом боль.

Короткое похмельное головокружение. Атомы перегруппировались, образуя новые молекулы. Некоторые нервные окончания удлинились, другие наоборот, исчезли.

Кости на мгновение сделались текучими, мышцы растягивались словно резиновые. Затем тело стабилизировалось. Я встряхнулся, просунул хвост через клапан облегающих брюк и ткнул носом в ладонь Вирджинии. Она потрепала меня по шее, позади шлема.

— Молодец, — шепнула она. — В путь…

Я повернулся и нырнул в кустарник.

Многие писатели пытались описать возникающие при превращении ощущения, но все они потерпели неудачу. Ибо нет в человеческом языке подходящих слов. Зрение сделалось менее острым. Очертания звезд над головой расплылись, мир сделался плоским и бесцветным. Зато я ясно слышал все звуки ночи. Эти звуки превратились в рев, это были сверхзвуки. Целая Вселенная запахов била в ноздри. Запах мокрой травы и почвы, где кишели спешно спасающиеся бегством полевые мыши. От мышей исходил горячий запах, чуть сладковатый. Отчетливый резкий запах оружия, масла, нефти. Неясная вонь дыма…

Бедное, с притупленными чувствами, человечество, полуглухое к этому изобилию!

Труднее всего передать, что представляла собой моя психика. Я был волком. Волком, у которого и нервы, и жилы, и инстинкты — волчьи. И волчий же, острый, хотя и ограниченный разум. Я сохранил человеческую память, и цели мои были целями ЧЕЛОВЕКА. Но все это давалось каким-то нереальным, грезоподобным. Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не растерять их. Чтобы не пуститься в погоню за первым же попавшимся зайцем. Неудивительно, что в былые времена оборотни заслужили дурную славу. Это было еще до того, как они поняли, что превращения включают и изменение психики. До того, как оборотням начали с детства давать надлежащее воспитание.

Мой вес — 180 футов, а закон сохранения материи соблюдается при превращениях столь же строго, как и остальные законы природы. Так что, я был весьма крупным волком. Но я с легкостью скользил сквозь кусты, мчался вдоль лугов и оврагов, тень среди прочих движущихся теней. Я уже почти проник в город, когда уловил запах человека.

Я приник к земле. Серый мех дыбом встал на загривке. Я ждал. Мимо прошел часовой. Это был высокий бородатый мужчина. Его золотые серьги слабо поблескивали в свете звезд. Обернутый вокруг шлема тюрбан казался огромным на фоне Млечного Пути.

Я дал ему пройти и двинулся следом, пока не увидел следующего караульного. Часовые были расставлены вокруг всего Тролльбурга. Каждый расхаживал по дуге в сто ярдов, встречаясь на ее концах с напарником. Нам будет непросто…

Какой-то неясный шум отозвался в ушах. Я пригнулся, стараясь слиться с землей. Вверху, словно привидение, проплыл один из их самолетов. Я увидел два пулемета, мужчин, сидящих на корточках за ними. Ковер неспешно летел на малой высоте, описывая круг над кольцом караульных.