Черчилль уверенно загибал свои толстые пальцы в кулак, которым намеривался исподтишка ударить Сталина.

— Есть ещё один не маловажный факт. После подписания немцами капитуляции, русские солдаты и офицеры совершенно не готовы к новой войне. Они активно насилуют немок, лихо грабят бюргеров и с нетерпением ждут скорейшей отправки домой. Для них война кончилась и новая начаться никак не может, это, как говорят врачи, сложный психический синдром. Так вот, если по ним нанести внезапный удар, то он ошеломит и деморализует их ничуть не меньше, чем удар Гитлера 22 июня. Пока они будут приходить в себя и обретут боеспособность, мы уже будем за Одером, и если господь Бог будет милостив к нам, возьмем Варшаву. А это уже совсем иные условия для мирных переговоров.

— В ваших словах Уинстон, безусловно, есть определенный резон, да и в компетентности наших военных не приходиться сомневаться, но есть один очень опасный нюанс. Начав войну против Сталина, не окажемся ли мы один на один с русским медведем? Поддержал ли нас американцы. Ведь наши европейские дела для них гораздо менее важны и интересны, чем победа над Японией? Ведь этот вопрос чести для них.

— Вы абсолютно правы дорогой, Чарльз, задавая этот вопрос. Американцы хорошие ученики. Они быстро научились превыше всего блюсти свои интересы и вступать в войну в её окончании, а не в начале. Однако во всем остальном искусстве большой дипломатии они все ещё дети — снисходительно произнес Черчилль.

— Начав активные действия против русских, мы постараемся сделать это так, чтобы Трумэн не смог остаться в стороне при всей его заинтересованности в русских. Мы поставим его перед свершившимся фактом и не позволим остаться в стороне в нашей схватке со Сталиным.

— При всей моей уверенности в вашем высоком искусстве политика, я не совсем уверен, что англичане также дружно пойдут за вами воевать против Советов, как в сороковом году они пошли сражаться против Гитлера. Они видят в них союзников и подобно русским, желают мира и не простят вам пролития новой крови — выложил свой последний козырь сомнения Стэмплтон.

— А вот здесь, вы глубоко ошибаетесь дружище, впрочем, как и все англичане — торжественно изрек Черчилль. — Воевать с русскими будут немцы, а мы только будем помогать им, бороться с коммунистическим игом! Сдавшиеся к нам в плен соединения вермахта по моему тайному приказу все ещё не разоружены. Все они находятся в полевых лагерях и проходят постоянную военную подготовку. Представьте, 700 тысяч человек стоят с винтовкой у ноги и только, и жду приказа идти в бой против русских. И смею вас заверить, они будут драться за свои города и близких ничуть не хуже, а возможно и лучше, чем они дрались при Адольфе.

— Браво, браво. Такого нестандартного хода никто из наших дорогих союзников наверняка не ожидает. Снимаю шляпу перед вашим талантом Уинстон. Очень сильный ход способный оказаться решающим аргументом в споре за Польшу — негромко похлопал в ладоши Стэмплтон. Серые глаза оппонента быстро забегали в поиске изъяна конструкции и вскоре, он был найден. Старина Чарльз также не был новичком в политике.

— Во всем, что вы мне изложили, я вижу только одну слабую сторону — это Трумэн. Мне приходилось встречаться с ним в сорок втором, в Квебеке и он оставил не совсем приятное впечатление. В отличие от Рузвельта всегда оставлявшего оппоненту путь к почетному отступлению, Трумэн действует ограниченно прямолинейно, если не сказать хамски.