Плакаты тоже говорили сами за себя. На одном — молодой немецкий солдат, держащий нацистское знамя, под которым виднелась надпись: SIEG UM JEDEN PREIS («Победа любой ценой»). На другом — три арийца (один другого моложе), над чьими головами — поверженный молнией танк, а чей-то чисто выбритый профиль на фоне флага с эсэсовскими рунами призывает семнадцатилетнюю молодежь вступить в войска СС.

Бонду почудилось, будто он угодил в какую-то «дыру во времени». Да уж, как люди ни старались забыть и навеки стереть остатки нацистской партии Адольфа Гитлера, а ее идеалы, тайны, церемонии и политические догмы продолжали жить в отдаленных краешках Земли, как и горстка ее предводителей, до сих пор разгуливавших на свободе. Однако это место походило на музей. Скорее, даже на храм. Нет, больше чем на храм, ведь здесь происходило какое-то действие! Неужели все эти разговоры о Нацинал — Социалистической Действующей Армии — правда? «Серьезная угроза», как сказал ему тогда М. Растущая армия. Сегодня они террористы, а завтра — политическая и военная сила, с которой придется считаться всему миру.

Быть может, здесь это «завтра» уже наступило?..

И вот перед ними очередные двери, снова металлические, однако за ними оказался пышный, мягкий палас. Пола подняла руку, их маленькая процессия остановилась.

По всей видимости, это был приемный кабинет. Опять же, подумал Бонд, подобное место, можно увидеть только в кино: напротив — высокие, массивные двери из полированной осины, по бокам — дорические колонны и пара человек в гестаповской черной форме. Их сапоги блестели, на руках виднелись красные повязки со свастиками. Кожаные ремни и кобуры слегка лоснились, а на фуражках серебрились кокарды в форме человеческих черепов.

Пола что-то быстро сказала по-немецки, один из гестаповцев кивнул, постучал в высокие двери и исчез за ними. Другой продолжал смотреть на Бонда с кривой усмешкой, его рука постоянно двигалась вокруг кобуры на поясе. Прошло какое-то время, двери открылись, появился тот же человек и кивнул Поле, после чего оба гестаповца схватили дверные ручки и распахнули двери. Пола подтолкнула Бонда за руку. Они прошли в следующую комнату, оставив охранников в приемной.

Первое, что при входе сразу бросилось в глаза — это гигантский портрет Адольфа Гитлера работы Фрица Эрлера. Он возвышался над всем остальным и занимал почти всю противоположную стену. Эффект был настолько потрясающий, что добрую минуту Бонд просто стоял и пялился на него, чувствуя, что в комнате есть кто-то еще и что Пола вытянулась по стойке смирно, подняв руку в фашистском салюте.

— Вам нравится портрет, мистер Бонд? — Голос раздался из-за огромного стола, на котором аккуратно расположились папка для деловых бумаг, ряд разноцветных телефонов и маленький бюст Гитлера.

Бонд оторвал глаза от картины и взглянул на человека, сидевшего за столом: все тот же обветренный загар, строгая военная выправка, которая чувствовалась даже тогда, когда граф сидел, и густая седоватая шевелюра, отливавшая сталью. Лицо далеко не старого человека и совсем без морщин. Как Бонд уже заметил ранее, граф фон Глёда был человеком, дарованным от природы плавными, классическими чертами лица, не утратившими свою моложавость. Однако в глазах его не теплилось ни искорки удовольствия, и в данный момент они вперились в Бонда, словно их владелец вымерял его рост для гроба.

— Раньше я видел его только на фотографиях, — спокойно ответил Бонд. — И мне не понравилось. Ну а если это оригинал, то мне тем более наплевать.

— Понимаю.

— Ты должен обращаться к графу не иначе, как «фюрер». — Совет поступил от Брэда Тирпица, который с комфортом развалился в глубоком кресле около стола.

Бонд уже всему перестал удивляться.