Кивнув, она бодро отрапортовала:

— Так точно, сэр! Мне уже гораздо лучше.

— Хорошо. Мы можем обсуждать тактику в виде шуток и игр. Но сперва… Не забывай, что это тяжкое бремя, и время от времени оно будет казаться тебе невыносимым. Ты готова к этому?

— Готова.

— Прекрасно. Твой домашний арест заканчивается завтра утром. Можешь быть свободна уже сейчас. Отдохни, котенок, пока есть возможность.

— С-спасибо. — К ней уже возвращалась привычная самоуверенность молодости. — Я на связи, сэр. И если что-нибудь случится, пока вас не будет… — Меня даже в пот бросило. — Пусть враги пеняют на себя!

Я встревожился, припомнив визит Снипа и некоторые другие случаи. Но решив не портить настроение, ограничился простым предупреждением. Потом мы принялись обсуждать, что нужно сделать в ближайшее время.

В результате обед прошел весело и непринужденно, и к детям вернулось радостное настроение. Они уже начали строить планы на время, пока родителей не будет дома.

А я вернулся в мастерскую. Джинни уже встретилась с курьером Барни и передала ему копии чертежей. Как и было обещано, он ничем не напоминал того колоритного дровосека, под чьим именем прибыл. На нем даже не было фуражки курьера из „Срочной доставки“. К тому же он был достаточно индивидуален, чтобы не привлекать внимание безликостью и нарочитой серостью.

— Ага, — сказал я, припомнив один случай из жизни „Норн“, — это частная детективная фирма. Бьюсь об заклад — „Ватсон и Гудвин“. Их служащие прекрасные маскировщики.

Все утро Джинни просидела на телефоне. У нее ведь своя практика. Она переносила, отменяла и утрясала все назначенные встречи с клиентами, а самые срочные — передавала кому-то еще. Я не волновался за ее карьеру, потому что знал: ее репутации не может повредить ничто, даже вода, огонь и медные трубы.

Собственно, это была только часть проблемы. Сразу же разнесется весть, что доктор Матучек куда-то намылилась. Вражеские шпионы тут же смекнут, что дело нечисто. Так пусть они думают, что мы решили отправиться в „Норны“. Поскольку они не будут знать зачем, то на некоторое время потеряются в догадках, и если посчитают, что операция „Луна“ — верный ответ, то нам же лучше. Пусть себе думают.

Барни подлил масла в огонь, когда позвонил нам в пятницу. Линия была закодирована, но поручиться за секретность было нельзя, потому он особо не распространялся, как и мы. Но широкое добродушное лицо нашего друга сияло и лучилось от восторга.

— Великолепно! — прогудел он. — Понадобится куча денег. Для начала я переведу пятьдесят тысяч долларов… на ваш личный счет, чтоб не путаться. Потом уже подумаем о перераспределении.

— Сперва нужно подумать, выполнимо ли это в принципе, — сварливо проскрипел я.

— Конечно-конечно, но этим вы и собираетесь заняться, разве не так? — В письме, которым мы сопроводили документы, говорилось, чтобы он никому их не показывал, пока мы не разрешим. — Можете затребовать любые наши приборы, вплоть до суперарифмометра. Ребята просчитают все, что угодно, даже не зная, для чего. И так далее. Но на месте вам придется действовать в одиночку. Пункты „R“ и „D“ потребуют больших затрат. Но это не страшно. Сдается мне, у нас на руках уже „три равных“. Можно потянуть еще карту, чтобы добрать до „фула“ или четырех равных.

— А можно и просчитаться, — проворчал я. — Ну, все равно у нас уже достаточно данных, и даже если попытка провалится, можно достроить остальное с помощью логики.

— Нам нужно переговорить с тобой с глазу на глаз, — добавила Джинни.