Качая головой, словно она у него страшно разболелась или он просто безумно устал и все это ему надоело – трудно было сказать наверняка, – отец Байрона потихоньку ушел к себе, но никто, кроме Байрона, этого не заметил. А Дайана все продолжала искать его в гостиной. Она бродила, натыкаясь на плотную толпу, и гости начинали как бы передавать ее друг другу, как мячик или куклу, и все при этом радостно кричали и смеялись, а один раз ее толкнули, и она чуть не упала прямо на елку, но и после этого все продолжала искать своего мужа, вытянув перед собой руки с дрожащими растопыренными пальцами.

Больше подобных вечеринок родители Байрона не устраивали. Отец сразу заявил, что следующее такое сборище состоится только через его труп. Да и самому Байрону казалось, что дом у них недостаточно гостеприимный для шумных вечеринок. Но, вспоминая ту вечеринку и то ощущение дурноты и смущения, которое он испытывал тогда, глядя, как толпа гостей швыряет его мать из стороны в сторону, точно кусок плавника, Байрон снова подумал, что зря мать не промолчала, когда отец завел разговор про их новый «Ягуар».

* * *

В воскресенье вечером Байрон стащил постель на пол и положил рядом фонарик и лупу. На всякий случай. Понимая, что впереди у него немало трудностей, даже если до смерти или голодания дело и не дойдет, он хотел знать, сколько времени он сможет продержаться в непривычных условиях и на что будет способен. Сперва сброшенный на пол плед показался ему на удивление толстым и теплым, было приятно, что первое испытание он выдержал так легко. Вот только уснуть что-то никак не удавалось.

Да и жара, конечно, мешала. Байрон лег поверх одеяла и расстегнул пуговицы на пижамной куртке. Он уже начинал задремывать, когда колокола за Кренхемской пустошью прозвонили десять, и от их звона он снова проснулся. Потом мать выключила музыку в гостиной, на лестнице послышались ее легкие шаги, щелкнула дверь в спальню, и дом окутала тишина. А Байрон все вертелся с боку на бок, без конца поправляя постель и взбивая подушку, но каждый раз его мягкое тело встречалось с безжалостно твердой поверхностью пола. Тишина в доме стояла настолько оглушительная, что он не мог понять, как в такой тишине вообще можно спать. Было слышно, как на пустоши лают лисицы. Слышалось уханье сов, стрекот сверчков, а иногда и сам дом вдруг начинал глухо потрескивать и постукивать. Байрон нашарил свой фонарик и даже несколько раз включил его, водя лучом по стенам и занавескам на тот случай, если где-то тут собрались грабители, которые намерены забраться к ним в дом. Знакомые очертания предметов то выныривали из темноты, то пропадали. И как ни старался он закрыть глаза и уснуть, в голове крутились мысли только о грозящей им опасности. Кроме того, спать на полу оказалось очень жестко, и было ясно, что утром все тело у него будет в синяках.

И все же в ту ночь Байрон понял главное: чтобы спасти мать, недостаточно просто молчать о случившемся и недостаточно подвергать испытаниям самого себя. В первую очередь он должен представить себе, как на его месте поступил бы Джеймс, и прибегнуть к логике. В общем, для начала необходим был четкий план действий.

Глава 8

Выход

За окном супермаркета снеговые тучи так тяжело обвисли, что кажется странным, как это они все еще удерживаются в небе. Джим представляет себе, как эти тучи с глухим грохотом падают на пустошь и взрываются, засыпая окрестные холмы белыми хлопьями. Эта мысль вызывает у него улыбку. И почти сразу же вслед за этой мыслью приходит вторая, и Джим никак не может понять, почему вторая мысль – точно удар в солнечное сплетение, после которого он с трудом переводит дух.

Несмотря на потерянные, словно провалившиеся в небытие годы, память о давних временах все же иногда пробуждается в его душе. Прилетающие к нему воспоминания часто бывают совсем коротенькими, но даже самая крошечная деталь способна порой, точно искорка, высветить целый кусок прошлого.