| И нарвался.
 – Экзорцизм требуется всегда, – весомо и назидательно ответил Бурцев. – В общении с порождениями ада – особенно. Да вы и сами только что
 
 упомянули о случае великой одержимости?
 Крыть было нечем. Отец Бонифаций лишь беззвучно шевелил губами.
 – К тому же отец Джезмонд прославился не только изгнанием дьявола, – с серьезным видом добивал оппонента Бурцев. – Он еще и великий чудотворец.
 
 В свое время отец Джезмонд вернул себе утраченный глаз. Я сам был тому свидетелем.
 Еще в Венеции грозный брави Джезмонд Одноглазый, действительно, преобразился в двуглазого.
 – Так что, возможно, он даже сумеет избавить несчастную от третьей груди.
 – Меч? – не без интереса спросил фон Гейнц. – Или отец Джезмонд хочет прижечь сиську дьявола раскаленным железом?
 – Слово Божие, – повторил, закатывая глаза, Бурцев.
 – А если не получится? – не унимался замковый духовник. – Лишняя грудь, выкармливающая по ночам врага рода человеческого, – это не волос. Так
 
 просто от нее не избавишься.
 – Если не получится, отец Джезмонд узнает от нее, – Бурцев глянул на осужденную, – все, что должно знать. А после – убьет ведьму.
 – Ее тело должно сгореть в огне, – хмуро заявил отец Бонифаций.
 – Не обязательно. Есть иные, не менее действенные способы, известные, правда, лишь опытнейшим борцам с нечистой силой и лучшим экзорцистам.
 Отец Бонифаций захлопнул варежку.
 – Мы можем присутствовать при допросе? – поинтересовался барон.
 Альфред фон Гейнц был очень любопытен.
 – Лучше не надо, – твердо сказал Бурцев. – Во-первых, посторонние лишь помешают отцу Джезмонду своим присутствием. А во-вторых, обряды, которые
 
 он станет проводить над ведьмой, – это весьма опасное таинство. Изгнанная нечистая сила может овладеть непосвященным и незащищенным. Вам ведь не
 
 хочется, чтобы на вашей груди тоже выросла сиська дьявола, любезный барон?
 Фон Гейнц побледнел.
 – Не-е-ет…
 «Отец Джезмонд» уже подыгрывал Бурцеву, важно кивая. Притихший отец Бонифаций смотрел на коллегу-экзорциста с уважением и страхом.
 Барон покачал головой. Пробормотал под нос:
 – Удивительных все же послов шлет нынче орден. Не зря меня предупреждали.
 Затем фон Гейнц махнул рукой, гаркнул:
 – Отогнать всех от костра! Очистить пространство! Казни не будет.
 Ведьму с поленницы Бурцев снимал под разочарованный гул толпы сам. Полуголую, извивающуюся, как змея, норовившую укусить. Ничего… справился.
 
 После взбалмошной Аделаиды с любой мегерой справишься. Вот только…
 Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью – среднюю – по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на
 
 эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно – уж слишком трепыхалась чертовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей,
 
 как и две другие. Да уж, да уж…
 Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.
 Аделаида! Княжна была в бешенстве.
 – Чего пялишься на нее? – зашипела полячка. – Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?
 Блин, опять начинается!
 – Уймись, – шикнул Бурцев. – На нас люди смотрят.
 И – громче:
 – Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.
 Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился – тихо, чтоб никто не услышал:
 – Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?
 – Да что я, душегуб какой-то, что ли?! – возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд.
 |