Через несколько дней я входил в помещение приемной Комитета госбезопасности на Кузнецком мосту. Там было малолюдно. Моя черная морская форма резко контрастировала со светлыми летними гражданскими костюмами.

К этому времени три моих товарища по учебе в военно-морских училищах Ленинграда, контрразведывательной школе и затем сослуживцы по Северу тоже прибыли в Москву. Нас приняли на площади Дзержинского в 10 отделе Первого главного управления. Отдел этот впоследствии стал основным подразделением научно-технической разведки.

Талантливый разведчик, отличный организатор и большой поклонник нового Валентин Васильевич Рябов побеседовал с каждым из нас. После встречи с руководством Главка он посоветовал нам забыть о военной форме и ходить только в штатском.

Сдав дела в своих особых отделах и отгуляв отпуск, в конце августа в группе будущих слушателей мы выехали на автобусе к месту учебы под Москвой. Только по названиям улиц мы догадывались, что едем в восточном направлении. Проскочив какой-то поселок, автобус свернул налево с трассы Москва-Горький.

Высшая разведывательная школа — единственное в своем роде учебное заведение — располагалась на территории в несколько гектаров. «Гридневкой» она звалась по фамилии начальника школы генерала Всеволода Васильевича Гриднева. Здания просматривались среди вековых сосен и елей. Все здесь напоминало Дом отдыха. Не вписывалось в общую картину лишь новое здание учебного корпуса.

С каждым прибывшим побеседовал начальник факультета капитан 1-го ранга Визгин, начальник курса и руководители учебных отделений. Вместо своих фамилий мы получили псевдонимы. Поскольку в тот момент в школе была мода на флотоводцев, среди моих товарищей по курсу оказались «Ушаков», «Истомин», «Сенявин», а из «североморцев» — «Корнилов» и я, «Макаров». В эту плеяду не попали два наших товарища по Северному флоту — их имена начинались на «П» и «Т», а имен знаменитых адмиралов на такие буквы не нашлось.

Уже во время учебы по здоровью был отчислен «Корнилов» — мой однокашник по военно-морскому училищу. Однако через несколько лет он все же пришел в Главк и не одно десятилетие работал по линии оперативной техники. После окончания учебы исчез из поля зрения «Сенявин». Встреча с ним произошла в ПГУ в середине восьмидесятых, когда он возвратился на родину после двадцатилетней работы за рубежом в нелегальных условиях.

В школе был основной факультет, на котором вместе занимались слушатели всех направлений разведки — политической, научно-технической и контрразведывательной.

Жили мы по два-три человека в комнатах двухэтажных домиков. В них было чисто и уютно. Опрятные ковровые дорожки, занавески на окнах в маленьких, на несколько человек, фойе, картины с русскими ландшафтами на стенах.

Весной и летом слушатели в тенистых аллеях и на глухих тропинках зубрили язык, зимой быстро перебегали из дома в дом на очередные лекции, семинары, практику, самоподготовку. В многоэтажном кирпичном здании располагались аудитории и классы по спецдисциплинам, страноведению, основам марксизма-ленинизма. Здесь же находились волейбольно-баскетбольный и актовые залы.

Домики были отведены под жилые помещения слушателей первого и второго курса основного факультета и факультета усовершенствования. Двухэтажный дом, напоминающий небольшую сельскую школу, был предназначен для языковой кафедры и классов. Там же находился фонд языковой библиотеки и маленький уютный зал на пятьдесят человек для лекций и общественной работы.

Одно время моим соседом по комнате был эстонец под школьной фамилией Палей. Его оперативная биография начиналась в пятидесятые годы в лесах и болотах Прибалтики, когда чекисты гонялись за вооруженными группами националистов. Несколько замкнутый, но добродушный в общении прибалт в учебе был сосредоточен и трудолюбив.