Нас с женой поместили в просторном, человек на пятнадцать, помещении. Пару дней мы жили одни, а затем стали съезжаться другие слушатели школы, окончившие военно-морские училища Ленинграда и Калининграда, Севастополя и Владивостока. Около ста моряков представляли различные морские профессии: артиллеристов и минеров, штурманов и паросиловиков, электриков и радиоэлектронщиков.

Мы быстро разобрались в школьной учебной программе и начали требовать от руководства сократить обучение до одного года. Дело в том, что каждый из нас в училище в течение четырех или пяти лет проходил курс общественных предметов, причем львиная доля приходилась на марксистскую философию, которой мы были сыты по горло еще в училище. В результате из Москвы пришло указание: «Завершить подготовку моряков по сокращенной программе и выпустить в качестве военных контрразведчиков в феврале 1959 года».

Такое начало окрылило, и мы принялись за изучение специальных дисциплин: изучали суть оперативной обстановки, особенности вербовочной работы среди военнослужащих и гражданского населения, знакомились со структурой и задачами органов госбезопасности, с наших уст срывались профессиональные термины: «конспирация», «вербовка», «явка», «наружное наблюдение» — по-простому «наружка». Во время практических занятий мы тщательно разбирали приемы и способы вербовочных ситуаций. Курс практики вел руководитель потока — бывший боевой офицер — сотрудник знаменитого «Смерша».

На склоне гор мы устраивали стрельбы из немецкого и японского оружия, американского и французского. Стреляли сколько хотели — патронов для нас не жалели.

В школе увлечение уголовным правом было всеобщим. Мы наизусть цитировали статьи кодекса и решали задачи с казусными ситуациями, спорили на правовые темы. Нам внушалось, что в основе правовой подготовки лежит долг врача — не нанести вреда невинным людям.

Но особую любовь мы испытывали к криминалистике, зачитываясь учебниками и книгами с примерами из жизни. Вел этот предмет, не оставляя равнодушным никого, капитан Джапаридзе. Со временем он стал генеральным прокурором Грузии.

— Вам, контрразведчикам, — говорил Джапаридзе, — тем более военным, которые будут иметь дело с военной техникой, нужно упреждать ситуацию, когда создаются условия для аварий или утечки секретной информации из-за болтливости сотрудников. Инструментом анализа оперативной обстановки является предвидение событий на объекте защиты. Это возможно, если вы хорошо знаете свое «рабочее место», то есть оперативную обстановку на охраняемом объекте. Ваша задачу не ловить шпионов, а создавать условия, когда не будет безответственного отношения к делу и лазеек для шпионов. Другой ваш действенный «инструмент» — агентура.

Сколько раз вспоминал я добрым словом моего наставника. Он был моим незримым советником в работе на Северном флоте и позднее, в разведке.

Сто морских офицеров, без пяти минут военных контрразведчиков, написали председателю КГБ коллективную жалобу. Мы нарушили устав: в вооруженных силах коллективные жалобы запрещены, разрешены только индивидуальные. Хоть сто, но индивидуальных.

Что же заставило нас пойти на этот шаг?

По правилам высших военно-морских учебных заведений, через год после окончания училища каждому из нас должны были присвоить очередное воинское звание — старший лейтенант. Но руководство школы отказало нам в этом, заметив, что правила военных моряков на службу в органах госбезопасности не распространяются.

Письмо-протест с оказией было доставлено в приемную КГБ в Москве. Для управления учебных заведений органов госбезопасности это было ЧП, которое расценили как бунт. И не кого-то, а новых кадров госбезопасности, призванных по решению ЦК КПСС заменить старых сотрудников с настроениями еще культового периода.