— И что скажут люди? Моя группа? И что придется делать вам, святой отец? Я же признаю, что не все у меня слава Богу, вернее, все не слава Богу… Что боюсь я рисковать, и получится, что вы просто обязаны будете меня взять и тщательно опросить, а если я начну упорствовать, то вышибить меня из Ордена и Святой земли, отправить по месту жительства… И так далее и тому подобное… А так… Я говорю, что не заслужил ваших подозрений, вы мне не верите, но ничего не можете поделать… Все довольны, все смеются. А, кроме того, в рейдах редко что происходит. Скукота, плохое питание, ночевки под открытым небом и встречи с неприятными, но, в общем, безобидными людьми. Всего неделя, из них — два дня туда, два дня оттуда. На непосредственное общение с обитателями Денницы всего три дня. И это в самом худшем случае.

— Храни тебя Господь, — сказал отец Серафим и поднял руку, чтобы благословить, но Иван быстро вышел, аккуратно прикрыв дверь.

В коридоре остановился, перевел дыхание.

Такие вот дела. Ничего не сказано и все обсуждено. Пойти налево по коридору, заглянуть к медикам и пожаловаться на головную боль и тремор. Давление сейчас будет не так чтобы очень правильным, после вчерашнего. И можно будет получить освобождение. А потом взять отпуск за этот год, да и за прошлый, одновременно. Выйдет почти три месяца, махнуть отсюда подальше, в родные места. Никто там его не ждет, но это и неважно.

Рыбалка, покормить комаров на берегу реки, поупражняться с молодой и незатейливой дамой… или лучше — с затейливой.

А там, глядишь, все рассосется… само собой.

Иван повернул направо и прошел по коридору до лестницы, потом взлетел на четвертый этаж и постучал кулаком в дверь кабинета Токарева.

— А ТэТэ ушел, — сообщил выглянувший из соседнего кабинета зам Токарева. — Минут пятнадцать. Зашел и вышел.

Иван повернулся, чтобы уйти, но остановился:

— Слышь, Морковкин, а куда он ушел?

— Я не Морковкин — Морковин, сколько раз повторять? — дежурно обиделся Морковин. — А Токарев в тире. Сказал, что настроение, как раз чтобы прострелить кого-нибудь. Хотя бы бумажку.

— Что бы мы без бумажек делали, — вздохнул Иван. — Как бы жили?

Тир был в подвале.

Иван сбежал по центральной лестнице, набрал код на бронированной двери и вошел в тир. Вернее, в предбанник.

Дежурный поднял голову от журнала, узнал Ивана и вернулся к кроссворду.

— ТэТэ здесь?

За приоткрытой дверью в глубине комнаты загрохотало, лупили два «умиротворителя» в автоматическом режиме. Настроение у Токарева было не слишком веселым.

— У тебя есть лист бумаги и ручка? — спросил Иван.

Дежурный молча вытащил бумагу и ручку, положил на край стола. Неловко нагнувшись, Иван написал рапорт, поставил число и подпись.

— Ручку потом отдам!

Дежурный отмахнулся.

За это время Токарев успел дважды перезарядиться и дважды расстрелять магазины.

— Привет! — сказал Иван, входя в тир.

Токарев искоса глянул на Ивана, кивнул.

Иван надел наушники, висевшие на огневом рубеже, достал из кобуры свой «умиротворитель», снял с предохранителя.

— Что сказал Шестикрылый? — спросил Токарев, поднимая пистолеты.

— Сказал, что у меня нездоровый вид, посоветовал сходить к медикам…

Токарев опустил пистолеты, посмотрел на Ивана.

— Правильно сказал, выглядишь совсем неважно. Только не к медикам. Те и списать могут, им только попадись. Прогонят через анализы, потом, в обязательном порядке, через тесты и детектор… не дай бог, им покажется, что ты возбужден или чего недоговариваешь… в лучшем случае — комиссуют.