|
Разве расставание с матерью не было первой травмой, первой карой? Разве не было иронии в том, что Белл, наказывая Карен, запирала ее в чулан, а Карен чувствовала себя там не более одинокой, чем в любом другом месте? Уже тогда!
Затем она почувствовала, что тяжесть спадает с нее: сейчас она стоит в нескольких метрах от родной матери. Уж это одно может разбить ту стеклянную стену, которая отгораживала ее от других людей: от Белл, которая никогда не была ей матерью, от Лизы — «настоящей» дочери, от друзей, которые всегда были милы, но не близки с ней, от Арнольда, далекого ей, от Джефри, который смотрел на нее сверху вниз, и от всех людей, которых она наняла на работу. Сейчас ее оторванность ото всех, казалось, растворялась в этом воздухе родного дома. Она готова была громко рассмеяться. Ее одиночество было мучительным, но она всегда знала, что сможет почувствовать себя по-другому. Она знала, что настанет момент, когда это совершится. Теперь она нашла в себе мужество пройти по асфальтированной дорожке к двери дома с номером 2881.
Перед ней была светящаяся кнопка электрического звонка. Над кнопкой аккуратными, но выцветшими буквами была написана фамилия: миссис и мистер Альфредо Ботеглиа. Карен нажала на кнопку.
Мария Ботеглиа была очень маленького роста. Она рывком открыла дверь и взглянула снизу вверх на Карен, которая была выше ее по крайней мере дюймов на восемь. Мария выглядела моложе и красивее, чем на фотографии. Ее волосы были зачесаны назад и собраны в конский хвост. Лицо было приятным и почти без морщин. Мария посмотрела на Карен.
— Да? Что вам надо? — спросила она.
— Меня зовут Карен Каан, — сказала Карен.
Она протянула Марии фотографию.
— Я хотела бы знать, знакома ли вам эта фотография? — спросила она.
Мария нахмурилась, но сообразив, что здесь нет никакого подвоха, взяла фотографию из протянутой руки Карен. Когда Карен почувствовала, что пальцы Марии коснулись ее руки, возникло ощущение электрошока. Она коснулась своей матери. Она видит и слышит ее.
Мария нащупала очки, висящие у нее на шее, и даже не потрудившись полностью нацепить их на нос, взглянула на фотографию. Лицо ее побледнело. Она взглянула на Карен, потом снова на фотографию.
— Моя детка? — спросила она.
Карен кивнула. Мария раскрыла объятья.
— Моя детка! — сказала она.
Карен почувствовала, что у нее больше нет проблем и потерь.
Конечно, обе расплакались. Потом Карен стала объяснять, как нашла мать. А Мария только утирала слезы и повторяла:
— Даже не верится, что это ты.
Она все время старалась коснуться Карен, взять ее за руку или погладить. Они сидели рядом на маленьком диванчике в полутемной комнате. Невольно Карен вспоминала, что Белл редко притрагивалась к ней, а вот Мария все время гладила и целовала ее, повторяя одни и те же слова:
— Я не могу поверить, что ты меня отыскала. Я чуть не умерла от радости.
Наконец она встала и принесла кофейник и вазочку с печеньем.
— Только это, — сказала она извиняющимся тоном. — Я ведь не знала, что ты приедешь.
Они сидели на кухне и пили кофе. Мария принесла семейный фотоальбом и показала фотографии, снятые, очевидно, в тот же день, что и фотографии, которые были у Карен. Карен была в том же зимнем костюмчике и сидела у стены. В ногах лежала собака.
— Костюмчик был голубым, правда? — спросила Карен.
Мария кивнула. Карен показала на фотографию.
— Это твоя собака? Я что-то ее не помню.
— Нет. Это сестрина.
Она перевернула страницу альбома. Мария была очень эмоциональна. Ей все время хотелось ласкать и гладить Карен. И Карен это нравилось. |