Они спокойно продвигались сквозь толпу. Все было так прекрасно, что с трудом верилось. Ее приветствовал каждый. Да, она действительно была «Золушкой на балу». Сегодня был день вознаграждения, признания ее заслуг за все это беспросветное… нет, освещенное одной лишь надеждой время тяжелой работы в мастерской по дизайну.

— Впереди денежный туз, — прошептал Джефри и подтолкнул ее. — Столп общества!

К ним продвигался Бобби Пиллар — малый, который неожиданно для всех создал новую телевизионную сеть, а теперь разворачивал коммерческий канал. Карен сталкивалась с ним едва ли пару раз, а вот теперь, сияя, с радушно протянутыми руками он направлялся к ней.

— Вот Эта девушка! — воскликнул он и вместо рукопожатия обнял ее.

Она слегка опешила, но в конце концов это же был сам Его Высочество Мистер Голливуд! Создатели новых направлений, такие как он, еще на пороге девяностых годов отказались от стиля воздушных поцелуев — его заменила прямая атака. Вот и теперь Бобби оглядел ее с такой гордостью, как если бы она была его собственным изобретением.

— Ну и когда же вы собираетесь создать коллекцию для меня?

Карен пожала плечами, но улыбнулась. В Бобби было что-то домашнее. Он был теплым, фамильярным и очень-очень бруклинским.

— Не сегодня, — ответила Карен.

Бобби засмеялся.

— Нам нужно поговорить, — сказал он. — Вы должны узнать, какой тип коллекции одежды я имею в виду.

Джефри поздоровался с ним, и пока кто-то еще приветствовал Бобби, они с Карен отошли к залу. Чтобы убедиться, что они вне пределов слышимости для Бобби, Джефри оглянулся в его сторону.

— Представь себе, — сказал он с яростью, — малый занят продажей фальшивых драгоценностей и полистеровых рейтуз. Лично я плевать хотел на его желание повысить уровень торговли и тебе советую: не позволяй ему воспользоваться твоим именем. Вспомни, что случилось с Шер, которая занималась всего лишь коммерческой информацией.

Карен пожала плечами.

— Все-таки приятно, когда на тебя есть спрос.

Ее муж, конечно, был и проницателен, и умен, но он был снобом. Происходя из богатой семьи немецких евреев с более чем достаточными средствами, вложенными в недвижимость Манхэттена, он мог позволить себе это. Воспитанник привилегированных частных школ, Джефри был выходцем из более блестящего общества, чем окружение Карен. За ним всегда гонялись поклонницы. Карен же была просто девочкой из Бруклина.

Ее не интересовал свет. Среди людей, собравшихся в этом зале, ей действительно были интересны и даже завораживали другие модельеры. Ей хотелось поговорить с ними. Но она всегда стеснялась обращаться к людям, которых уважала и ставила выше себя. Хотя сегодня они признали ее, все же в мире моды дружеские отношения были редкостью. Несмотря на ее восхищение одеяниями Валентино и изысканной избыточностью в образцах Карла Лагерфельда, она не могла представить себя в их компании. Те говорили не менее чем на четырех языках, посещали лучшие рестораны лучших городов мира, владели палаццо и виллами и посещали оперу для удовольствия. Карен не могла вообразить их стремящимися разделить с ней радости обеда по диете Кока с рисовым пирогом.

Трое из постоянных посетителей презентацией моды собрались у дверного прохода. Джон Ричардсон, Эштон Хоукинз и Чарльз Рискэм — привлекательные холостяки, достаточно культурные люди с определенным родом занятий: сопровождать светских дам на подобные этому мероприятия, когда их мужья были слишком заняты, слишком усталы или слишком мертвы. Независимо от возраста этим дамам требовались сборища такого типа, чтобы пощеголять в подобающих нарядах. Как бы это ни казалось странным для Карен — подобные мероприятия продвигали торговлю.

Не спеша они с Джефри продолжали прокладывать путь сквозь толпу в направлении своего столика, по соседству с которым стояла высокая и величественная, как колонна черного дерева, Дефина Помпей.