Теперь Годфри находился между ней и тропинкой. Если даже ей удастся ускользнуть от него, до деревни еще далеко. Не так уж и далеко на самом деле, но достаточно, чтобы он мог настигнуть ее по дороге.

Пен нужно разделаться с ним прямо сейчас, лицом к лицу, а не превращаться в загнанного зверя, которого он неминуемо схватит.

Она постаралась отдышаться, успокоиться. Ей ведь предстоит жить в Литтл-Падлдоне и ходить по воскресеньям в церковь, где служит Годфри. Может, лучше завести с ним разумный разговор, чем орать на него, отнестись к происшедшему как к простому недоразумению и быть благодарной за то, что он дал ей шанс увидеть его истинное лицо до того, как она вышла за него. Гарриет права. Преподобный Райт – чудовище.

– Ты заплатишь за это, гадина! – прошипел он сквозь зубы.

Гадина?! В душе Пен будто прорвало плотину: все, что копилось в течение долгих лет гнева, страха и беспомощности, вырвалось наружу.

К черту спокойствие и здравый смысл!

Она подняла с земли большую крепкую палку.

– Не я, заплатите вы.

Викарий расхохотался. Этот звук был похож на хохот, но в нем совсем не было веселья. В нем звучали злоба и отвращение. Пен понимала: он смотрит на нее, как на кусок дерьма, приставшего к сапогу.

«А ведь действительно его похожий на птичий клюв нос морщится именно так, как говорила Гарриет».

– Я принимал тебя за почтенную вдову. Видит бог, ты одурачила меня. – Он сделал шаг в ее сторону.

Ей было приятно видеть, как Годфри морщится от боли при каждом движении.

– Не приближайтесь. – Пен замахнулась на него палкой. – Я не побоюсь пустить ее в ход. – Она опустила глаза. – И ударю туда, где больнее всего.

Пен показалось или на самом деле Годфри побледнел? Во всяком случае, он остановился.

– Ты всего лишь женщина. – Его губы презрительно кривились. – И я очень легко с тобой справлюсь.

Она еще крепче сжала палку.

– Я женщина, но очень сильная. – Пен погрозила викарию палкой. – И у меня есть очень конкретная цель.

Конечно, она блефовала. Да, она сильная. Но только среди женщин. Как же несправедливо было со стороны природы сделать женщин настолько слабее мужчин! Но у нее не было другого выхода, как только попытаться возместить недостаток физической силы силой здравого рассуждения и… умением точно прицелиться.

К счастью, Годфри решил не рисковать.

– Я же был почти готов раскрыть перед тобой двери своего дома, – сказал он, застегивая жилет и с нарочитой беззаботностью сложив руки перед собой так, чтобы как-то защитить свое мужское достоинство. – Перед тобой… – Его нос снова сморщился. – И твоим ублюдком.

Пен с такой силой сжала палку, что у нее побелели костяшки пальцев. Может, благодаря гневу у нее хватит силы сбить надменное выражение с этой гнусной физиономии.

– Не смейте называть так Гарриет!

– Почему же не сметь? А кто же она, если не ублюдок?

– Неправда.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы ее называли «побочный ребенок» или «дитя любви»?

«Гарриет – мое любимое дитя».

Пен вдруг вспомнила, какой сильной чувствовала себя в присутствии Гарри. Любовь пылала в ее сердце так, что никто и ничто – ни ее отец, ни репутация, ни правила поведения, которые ей прививали с ранних лет, – не имело никакого значения. Все это меркло, становилось ненужным и незаметным, словно свеча при полуденном солнце.

Она была тогда юной и наивной, но очень смелой.