|
Бенедиктова, но и нашел в его стихах мысль, которой не находил даже в созданиях Пушкина! В эту же итальянскую эпоху своей критики г. Шевырев пустился было на изобретение русской октавы, по примеру итальянской;[18 - Об этом писал Шевырев в статье «О возможности ввести итальянскую октаву в русское стихосложение» («Телескоп», 1831, ч. III); ср. также его предисловие к седьмой песне «Освобожденного Иерусалима» Тассо, переведенной октавами («Московский наблюдатель», 1835, июль, кн. 1 и 2).] но предприятие так же точно не удалось, как и введение гекзаметров в русскую поэзию другим известным поэтом, критиком и профессором[19 - Речь идет о В. К. Тредиаковском. Гекзаметром написана его «Тилемахида»; обоснование необходимости и возможности гекзаметра в русской эпической поэзии было сделано им в «Предъизъяснении об ироической пииме» («Тилемахида», СПб., 1766, т. I).]. Может быть, октавы потому не восторжествовали, что в поэтическом достоинстве нисколько не превосходили помянутые гекзаметры, хотя между теми и другими легло чуть не столетие…
В первую эпоху своей критической деятельности г. Шевырев действовал в «Московском вестнике» г. Погодина (1827–1830), во вторую – в «Московском наблюдателе» г. Андросова (1835–1837). Но он не ограничился этими двумя эпохами и теперь обретается в третьей, в которой он отступился не только от Германии, но и от Италии, равно как и от всего Запада. Эта третья эпоха – восточная, славянофильская; ее деятельность проявилась в «Москвитянине». Она ознаменовалась многими любопытными и оригинальными открытиями и изобретениями, так что перечесть их все нет никакой возможности; но лучшим из них кажется нам замечание о Лермонтове, как подражателе не только Пушкина и Жуковского, но даже и г. Бенедиктова!..[20 - Об этом Шевырев писал в статье о «Стихотворениях Лермонтова» («Москвитянин», 1841, ч. II, № 4).]
Много было и других критиков, из которых каждый чем-нибудь да прославил себя: один душегрейкою новейшего уныния;[21 - Ср. в «Обозрении русской словесности за 1829 год» И. В. Киреевского (первоначально в альманахе «Денница на 1830 год») по поводу подражаний античной поэзии у Дельвига: «Ее (греческой музы. – Ю. С.) нежная краса не вынесла бы холода мрачного Севера, если бы поэт не прикрыл ее нашею народною одеждою; если бы на ее классические формы он не набросил душегрейку новейшего уныния» (Киреевский, т. II, с. 31).] другой – мыслию, что Пушкин не более, как легкий и приятный стихотворец, мастер на мелочи, что герои поэм его – бесенята и что изящество его произведений есть не более, как изящество хорошо сшитого модного фрака, а Ломоносовым-де не налюбоваться в сытость и позднейшему потомству, и что Шекспир и Байрон неомовенными руками возлагали возгребия нечистые и уметы поганые на алтарь чистых дев, сиречь муз…[6 - Все это факты не только не преувеличенные, но еще ослабленные нами. Если б нужно было, мы представили бы печатные доказательства, что таким слогом писалась критика назад тому лет восемнадцать.][22 - Другой критик – Н. И. Надеждин (времени его сотрудничества в «Вестнике Европы» 1828–1830 гг.). Далее – вольная передача некоторых его высказываний. О Пушкине как по преимуществу «легком и приятном стихотворце, мастере на мелочи» говорилось, например, в статье об издании главы седьмой «Евгения Онегина» («Вестник Европы», 1830, № 7), там же и о моде на талант Пушкина. Ср. также: «Его (Пушкина. – Ю. С.) герои – в самых мрачнейших произведениях его фантазии – каковы «Братья разбойники» и «Цыгане» – суть не дьяволы, а бесенята» («Вестник Европы», 1829, № 9, с. |
