— Ну, р-раз командор-р сказал, то значит — Р-радуга. Хотя по мне так ты — Солнышко. А я — Каррт, штур–рман. Если кто тебя будет обижать, говор–ри, что ты под моей опекой. Ндежи птенцов в обиду не дают.

— Спасибо, Каррт, — благодарно улыбнулась я этому существу.

— Эй, пар–рни, — громко крикнул он, повернувшись в сторону обедающих. — Кто начнет хвост р-распускать и попытается этого птенчика потоптать, отор–рву все, что отр–рывается. Меня поняли?

— Ну, Каррт! Что ты за ндеж такой?! Ни себе, ни другим! — воскликнул один из молодых мужчин с чешуйками на висках, как у Дока.

— И правда, Каррт! — поддержал его с другого конца зала симпатичный ританин. — Может, девушка совсем не против нашего общества.

— Вы мне поговор–рите, балбесы! — добродушно отозвался Каррт и погрозил залу кулаком. — Отор–рву вам то, что ниже пояса, а потом р–разбир–раться буду, кто пр–ротив, кто нет. Знаю я вас! Хвосты р-распустите и кинетесь всей толпой на птенчика. Нет уж! Не тр–рогать! И др–ругим пер–редайте.

Док посмеивался и ел, а я только переводила взгляд по залу с одного мужчины на другого и не знала, куда деваться от стыда. Хотя к Каррту я испытывала чувство признательности. Пусть он и не гуманоид, но заступился ведь. С его защитой (пусть пока лишь на словах) мне будет не так страшно обживаться на корабле.

— Да чтоб тебя, Каррт! — в сердцах бросил на стол вилку сидящий с ним за одним столом мужчина со светлыми волосами. — Только у нас на крейсере появилась девушка. Такая радость, а ты все удовольствие портишь и выставляешь нас какими–то озабоченными тапинаками [2].

— Ну что ты, Тадин, — со смехом ответил ему штурман. — Общайтесь и др–ружите с ней сколько хотите. Но! Вы меня слышали.

— Элишше, не бойся, — обратился ко мне Тадин. — Никто тебя не обидит. Мы р