А теперь вот уже и убийство… Володя лежал с бухающим сердцем, курил и мрачно размышлял, что, кажется, сходит с ума. Наверное, сама мысль придушить Марину, самая идея насилия… вернее, эмоция насилия прочно угнездилась в его подсознании и время от времени всплывала. Наверное, Володя постоянно хотел придушить свою жену, а тут вот прорвалось. И что самое ужасное — Володя отлично помнил почти праздничное настроение, с которым во сне душил Марину: ему это явно нравилось.

Постепенно кошмар отодвигался. Володя выкурил еще и трубку: трубка сильнее «берет», попил холодного чаю. Пришлось сменить постель — совершенно мокрая от пота. Ладно, спать. И думать о чем-то приятном — например, о летней экспедиции.

…Опять шел через траву Епифанов, и опять рядом с ним парил костюм. А потом Володе вдруг закрыли рот и нос мягкой ладошкой, дышать сделалось невозможно, он бешено рванулся… Но, и проснувшись, Володя продолжал задыхаться: что-то плотно облепило лицо, мешало сделать хотя бы вздох. Откуда взялась эта пахнущая кожей и пылью, необычно тяжелая тряпка?! Отрывая от лица, отшвыривая то, что мешало дышать, доводило до сердцебиения, Володя наткнулся на кожаную бахрому, ощутил какое-то слабое сопротивление. Вибрация кожи не помешала ему отбросить предмет, но как будто сопротивление все же возникло… Вскочив с кровати, Володя рванул шнур настольной лампы. Все верно: шаманский костюм валялся возле самого дивана — там, где сбросил его Володя.

Уф-ф… А времени сейчас? Так, двадцать восемь минут четвертого. Не спуская глаз с костюма, Володя накинул халат: почему-то нагота вызывала тревожное чувство незащищенности. Уже одетый, он взял тяжелую трость, присел к столу — так, чтобы массивный стол дяди Шуры надежно отделял его от дивана и от того, что валялось теперь за диваном.

Прошло минут десять. Володя раскурил трубку, сидел, поглаживая массивную палку со скрытым в ее недрах лезвием. Будет нужно — он пустит в ход и бритвенной остроты шпагу длиной примерно двадцать сантиметров. Трубка опустела; Володя раскрутил ее, продул и прочистил. Набил снова. Часы показывали без трех минут четыре. Стало ясно — больше ничего не произойдет.

Не выпуская из руки трость, держа пальцы на кнопке, освобождающей лезвие, он подошел к дивану. Костюм валялся, как упал после его броска. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы прикоснуться к старой коже. Костюм и не думал шевелиться.

— Только дернись, я тебя…

Странно прозвучал человеческий голос в этот глухой ночной час. Никогда не говорил Володя сам с собой, работал в полном молчании. И если разобраться — с кем он сейчас-то говорил? Со старой шаманской ветошью?

Действуя левой рукой (в правой на всякий случай трость), Володя поднял одеяние, отнес его к стеллажу. Плечики висели, где висели. Все так же действуя одной рукой, поместил костюм на плечики. С облегчением отошел подальше, опять присел за рабочий стол. Чувство это заставило осознать, что он боится костюма.

А мозг уже начал анализировать. Если так сидеть — черта с два он сдвинется с места… И жутко, и в то же время очень хочется… Так, вот где он сядет — в точности возле выключателя. Неудобно, но не перетаскивать же стол? Володя поставил журнальный столик, на него — кружку с чаем и табак, положил трость.