Он рванул Матвею на груди рубашку, полетели пуговицы, и Комбат затолкал туда девять пачек.
Еще одну ладонью растер владельцу автосервиса по лицу. Банковская упаковка лопнула, и бумажки посыпались на пол.
– Думал, мы лохи последние? – вытирая о стодолларовые банкноты ноги, проговорил Комбат.
Толстошеев ощущал, как от страха немеют пальцы. Он уже не мог понять, держит он гранату или выронил ее.
– Что, не хватает? Я же считал, вы смотрели…
– Он что, в самом деле, не понимает? – поинтересовался Комбат. – Тогда его просветить надо, – и он занес руку для удара.
– Погоди-ка, Батяня, – сказал Порубов, заглядывая в глаза Матвею. – Ты что, мужик, в самом деле, не понимаешь, за что?
Рублев с Порубовым переглянулись.
– Может, и его с деньгами подставили? – неуверенно спросил Мишаня.
– Какого черта подставили, нас надуть хотел! А с виду-то денежки как настоящие.
– Это не мои деньги… – В глазах Матвея появилась надежда на спасение.
– Это не мои деньги, я только расплатился с вами. Мне их самому подсунули! – Толстошеев говорил это и пока еще не верил, что доллары фальшивые, ему не хотелось думать о том, что и его кинули.
Порубов тронул за плечо Комбата:
– Погоди его бить, кажется, наш урод на самом деле правду говорит.
– Быть того не может, морда у него лживая.
– Нам-то от этого не легче.
Толстошееву удалось несколько раз вдохнуть полной грудью, в глазах посветлело, пальцы уже приобрели гибкость.
– Мужики, гранату заберите.
Комбат усмехнулся:
– Что, страшно?
Колени у Толстошеева дрожали, Рублев это заметил.
– Слушай, Мишаня, давай гранату засунем ему в штаны и пусть его в клочья разнесет? Другим наука будет, как нас кидать.
– Мужики, не надо! – с мольбой в голосе произнес Толстошеев. – Я сам погорел.
– Это ты расскажешь тому, кто тебя кинул, если жив останешься. Ну, что, Мишаня, оставим его пожить или кончим?
– Пусть живет.
– Не привык я чужую работу делать, – пробурчал Комбат. – Насчет того жить ему или сдохнуть, пусть Бог решает, – и Рублев достал из кармана коробок спичек, вытащил две, на одной обломил головку. Зажал их в пальцах. – Тяни!
Толстошеев дернулся. Рука без гранаты все еще была привязана к трубе, а другая занята.
– Тяни зубами. Только помни, сейчас твоя судьба решается.
Совсем сбитый с толку, насмерть перепуганный Толстошеев потянулся губами к спичкам. Сперва подцепил сразу две и попытался их вытащить.
– Так не пойдет, – сказал Рублев, – одну тяни. Толстошеев вытащил короткую и свел глаза к переносице, чтобы увидеть, какую именно. Выплюнул.
Короткая. И только тут сообразил, что перед жребием не договорились, какая из спичек означает жизнь, а какая смерть.
– Кто фальшивые бабки дал? – чувствуя, что Толстошеев созрел для откровений, поинтересовался Комбат.
– Привезли… в этом же мешке.
– Понятно, что они не с неба к тебе упали и не сами на кривых ножках притопали.
– Кто прислал?
– Вы его не знаете.
– Не знаем, но ты нам скажешь.
– Нельзя, мне голову открутят!
– Мы тебе ее открутим раньше! А если скажешь, то у тебя появится шанс уцелеть. Короткая спичка, кстати, жизнь означает, – напомнил Комбат, прикуривая от второй спички. Он не стал ее гасить, держал вертикально. |