Пояс достался ему по наследству. Лично он его не подменивал. Значит, он носил его по праву. София опозорила, унизила его. Такое мужчины не прощают. Никому. Ссора вспыхнула вмиг. Василий и Дмитрий Шемяка попытались силой отобрать пояс, но слуги великого князя были начеку. Обиженные и злые, сыновья Юрия крикнули в один голос: „Мы отомстим! И месть наша будет жестокой!“ – и покинули хоромы великого князя.
Повод – это не причина. Повод – это последняя капля. Повод – приманка для слабых и для сильных».
Начало последней междоусобной распри
Последняя распря русских князей продолжалась почти двадцать лет.
Ею могли бы воспользоваться соседи – Литва и Орда. Но именно в эти годы в Литве началась своя распря между наследниками Витовта, а также с другими соискателями богатейшего приза – государства Литовского. Да и в Орде наметившаяся было во времена правления Едигея стабильность пошатнулась: Золотая Орда в тридцатые годы XV столетия распалась на Сибирское, Казанское, Крымское, Астраханское ханства, а затем и на другие ханства. Ханы этих государств еще представляли собой могучую силу, но влиять на состояние дел в Восточной Европе уже не могли. Может быть, поэтому последняя распря на Руси продолжалась так долго.
В апреле 1433 года Василий II Васильевич, узнав о стремительном продвижении к Москве войска Юрия Дмитриевича и его сыновей, наскоро собрал рать и встретил противника на Клязьме. Увидев огромное войско дяди, племянник насмерть перепугался, бежал из Москвы с матерью и молодой женой сначала в Тверь, а затем в Кострому, где был пленен победителем.
Юрий объявил себя великим князем, дал Василию в удел Коломну. Бывшие недруги по-родственному обнялись, Василий уехал в Коломну. И тут-то началось нечто необычное для всех русских распрей прошлого: в удел племянника со всех сторон потянулись бояре, князья, народ – сказалась соответствующая идеологическая обработка населения окружением князя, Юрия называли хищником, давали другие нелестные определения. Самозваный великий князь тоже не дремал, только слушали его плохо. Особенно жители столицы – бояре, которых Юрий лишил их постов, и простолюдины, по неясным причинам проявившие вдруг жалость и любовь к внуку Донского, – встали единодушно в его защиту. «В несколько дней Москва опустела: горожане не пожалели ни жилищ, ни садов своих и с драгоценнейшим имуществом выехали в Коломну, где не доставало места в домах для людей, а на улицах для обозов. Одним словом, сей город сделался истинно столицею великого княжения, многолюдною и шумною. В Москве же царствовали уныние и безмолвие; человек редко встречался с человеком, и самые последние жители готовились к переселению. Случай единственный в нашей истории и произведенный не столько любовью к особе Василия, сколько усердием к правилу, что сын должен быть преемником отца в великокняжеском сане!» – писал Н. М. Карамзин.
С этим выводом Н. М. Карамзина могут согласиться далеко не все, но сам факт исхода жителей Москвы из любимого города говорит о многом и главным образом о том, что на рубеже XIV-XV веков действительно (как об этом писал в XIX веке И. Е. Забелин) «вокруг Москвы-города уже существовал Москва-народ, именно та сила, которая впоследствии заставила именовать и все народившееся Русское Государство – Москвою, Московским Государством».
В этом действе обитателей окрестностей Боровицкого холма впервые столь ярко проявилась одна из главных, определяющих русский дух черт московского характера: невоинственное упрямство, которое можно с большой степенью точности определить всем хорошо знакомым русским «не замай!». Справедливости ради следует отметить, что подобные открытые проявления какого-либо недовольства для московского люда были в последующие века чрезвычайной редкостью. Москва-народ «выступал» исключительно редко. Хотя бунтов всевозможных бывало здесь предостаточно, новгородским духом на Москве и не пахло. |