Катон напряженно выпрямился и севшим голосом отдал последний приказ:

— Когорта распущена… Разойдись!

Люди повернулись к воротам, что вели в Каллеву. Некоторые из них раз или два оглянулись, потом медленно побрели за своими товарищами. Мандракс остался, продолжая вздымать над собой штандарт Волков. Он, застыв, как статуя, смотрел на Катона, и ни тот ни другой не знали, что сказать. Да и о чем было им говорить? Между ними пока еще существовала связь понимания, роднящая людей, сражавшихся плечом к плечу, но все прочие связи уже разрывались и не подлежали восстановлению в будущем. Наконец Катон медленно поднял руку и протянул ее Мандраксу. Знаменосец опустил взгляд, кивнул, подался навстречу и сжал Катону запястье.

— Славное было время, римлянин. Мы неплохо повоевали.

— Да, время было чудесное, — отозвался Катон со слабым кивком. — Я не забуду когорту Волков.

— Я тоже.

Мандракс разжал пальцы, его рука упала, повиснув вдоль тела. Потом он поднял глаза на золоченую волчью голову, посверкивавшую вверху.

— Могу я оставить это себе?

Вопрос удивил Катона.

— Конечно. Разумеется, можешь.

Мандракс улыбнулся:

— Ну, тогда прощай, центурион.

— Прощай, Мандракс.

Знаменосец повернулся, положил древко штандарта на плечо и медленно зашагал к отдаленным воротам.

Катон проводил его взглядом, ощущая пустоту, стыд и презрение к себе, как к орудию чужих непомерных амбиций. Когда Мандракс покинул территорию базы и пропал из виду, сзади послышались торопливые, приближающиеся шаги.

— Катон, Катон, паренек…

Запыхавшийся Макрон встал рядом с другом. Он сиял.

— Слушай, отличная новость… Легат только что мне сказал… Это касается и тебя… Короче, мы вскоре снова впряжемся в привычную лямку! Ты только подумай. Снова будем служить в одной когорте: бритты, поди, даже и не догадываются, какого мы им зададим жару.

— Да уж, — тихо отозвался Катон. — Куда им до нас?

— Пойдем, приятель! — Макрон хлопнул юношу по плечу. — Вот уж новость так новость. Помнишь, этот шарлатан в госпитале все дундел, будто для армии ты уже не годишься. И пары месяцев не прошло, а гляди-ка, каков ты! Куда же еще тебя деть, как не в строй?

Катон наконец повернулся к Макрону и заставил себя улыбнуться.

— Да. Действительно, ты принес добрую весть.

— Это что, самое лучшее еще впереди, — заявил Макрон, чьи широко раскрытые глаза возбужденно сверкали. Он придвинулся к другу: — Я тут пошептался с одним из писцов. Похоже, мы опять выступаем. Прямо на днях.

— Выступаем?

— А то. Легат воссоединится с прочими легионами, и мы покончим с этим хитрецом Каратаком. Дело будет сделано, останется только самая приятная его часть: дележ добычи. Так что радуйся, парень! Мы с тобой центурионы самого лучшего легиона лучшей армии во всем этом долбаном мире. Большего, как говорится, не приходится и желать. Пошли-ка пропустим по маленькой, устроим себе тихий праздник.

— Нет, ничего пропускать мы не будем, — возразил вдруг Катон.

Макрон сдвинул в недоумении брови. Однако чело ветерана тут же разгладилось, ибо его младший товарищ, хмуро усмехнувшись каким-то своим тайным мыслям, добавил:

— Нет, Макрон, мы сейчас надеремся. По-настоящему, вдрызг.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Возможно, есть немалая ирония в том, что трудности, с которыми командующий Плавт столкнулся на второе лето кампании, во многом порождались успехом, достигнутым им в предыдущем году. Бритты и их вождь Каратак были разбиты в серии кровопролитных, тщательно спланированных сражений, завершившихся захватом Камулодунума, столицы самого могущественного британского племени, и капитуляцией многих ошеломленных этим фактом вождей.