|
Я прислал лекарей, констатировавших смерть от отравления, и выделил деньги на похороны, на которых стоявшая на страже вокруг Аглицкого дома сотня моего холопьего полка выступила в качестве почетного караула (а как же, такое важное лицо преставилось — целый лорд), после чего проследовала прямиком в казармы. А затем сочинил письмо королю (а если уж быть точным, то скорее его фавориту Роберту Карру, графу Сомерсету, я был более склонен обвинять его в этом предприятии) с выражениями глубокого соболезнования, ввернув туда пассаж, что-де и сам, месяца еще не прошло, как тако ж едва не отравился. Видно, грибки у нас на Москве в этом годе уродились дюже ядовитые…
Немой тать был окончательно отмщен.
3
Аким спрыгнул с коня и быстрым шагом взбежал по ступенькам царевой лечебницы, что была построена в Китай-городе, неподалеку от Проломных ворот. Зайдя внутрь, он быстрым шагом пересек большую присутственную палату, в которую с утра набивалось полно народу, а сейчас уныло сидели по лавкам человек пять, видно заранее занявшие очередь на следующий день, и, подойдя к большим двустворчатым дверям, ведущим во внутренние помещения лечебницы, несколько раз крепко стукнул в них. — Хтой там? — отозвался хриплый голос больничного служки. — Все, нету приема, закончился. — Открывай! — проорал только у дверей нагнавший Акима воин охраны. — Государев розмысл к старшему врачевателю! За дверью тихо охнули, заскрипела задвижка, а затем в приоткрытую щель настороженно просунулась голова больничного служки. Узнав форменный кафтан государева холопьего полка, он облегченно выдохнул и отворил дверь. Дохтура государевых лечебниц обязаны были каждый день попеременно, один дохтур с утра и до полудня, а второй с полудня и до шести часов вечера, принимать бесплатно малоимущих москвичей и приезжих. Поскольку к каждой лечебнице было приписано по десять дохутров, а каждый из них был обязан иметь при себе для обучения по три ученика, кои помогали ему во всем, эта обязанность для них была не шибко обременительной. Тем более что взамен они пользовались возможностями лечебницы для своей частной практики. А возможности были весьма велики. В любой лечебнице имелась прекрасно обустроенная аптека с лабораторией и запасом лекарств, библиотека и личные апартаменты для каждого дохтура, состоящие из его собственной смотровой палаты, в которой он вел частный прием, и еще одной комнаты, где он жил. Кроме того, в здании лечебницы было обустроено два крыла «приимных палат», в коих каждый дохтур имел закрепленные за ним двенадцать коек — шесть в крыле для малоимущих и еще шесть в другом, для тех, кого он помещал под свое наблюдение в процессе частной практики. Однако разница в потоке частных, оплачиваемых посетителей и неимущих была так велика, что очень многие не успевали попасть на осмотр к дохтуру до окончания приема (хотя приемные часы сплошь и рядом затягивались, ибо дохтура старались обиходить как можно больше страждущих, но есть же предел человеческим силам)… И некоторые буйные нравом, не желая ждать следующего дня, иногда начинали возмущенно колотить в дверь, требуя непременно принять их сегодня, сейчас же, грозя в противном случае разнести двери в щепы. В то же время за любым из дохтуров в любой момент мог прислать кто-то из частных клиентов. Так что служка дежурил у дверей во внутренние покои лечебницы круглосуточно. — Чичас позову, — отозвался больничный служка, запирая дверь на задвижку. — Не стоит, — остановил его Аким, — лучше покажи, где его палата. — Так нетути его там, — отозвался больничный служка. — Господин главный врачеватель в приимных палатах ноне. Там, почитай, все наши дохтура собрались. Свежего болезного смотрят. Только седни в обед положили… Аким растерянно оглянулся на воина. |
