— Но это лучше, чем когда убивают, — отозвался Катон.

— Пусть кто попробует.

Декурион оглядел эскадрон, убедился, что все готово, и поднял руку:

— Колонна! Марш!

Он махнул рукой в направлении ворот, и часовые разошлись в стороны под высокой аркой, пропуская колонну. Лошади процокали по дороге от Антонии, мимо глядящей на север массы храмового комплекса, в сторону Кедронских ворот. Когда отряд выехал из тени ворот, Катон заморгал — солнце сияло прямо в глаза. Он вдруг понял, что они совершили ошибку. Солнце слепит всадников и не позволит заметить засаду, вздумай сикарии подстеречь их на улице; Катон щурился до боли, оглядывая дома, жмущиеся друг к другу. Торопливо шли по делам ранние прохожие, попрошайки занимали места на день, шелудивые псы перебегали от одной мусорной кучи к другой, вынюхивая объедки. Завидев приближающийся отряд, люди отступали с дороги к стенам и бесстрастно разглядывали всадников. Караульные у городских ворот сняли запорный брус и начали раздвигать массивные деревянные створки, защищающие город. Чуть позже, без всяких происшествий, эскадрон вышел из города и начал спускаться по крутой тропе, ведущей в Кедронскую долину. Катон вздохнул с облегчением:

— Наконец-то выбрались!

Макрон пожал плечами.

— Меня нисколько не беспокоят придурки, которые мнят себя воинами.

— Приятно слышать.

Под копытами скакунов взметнулась пыль, наполнила воздух, и Катон, сжав коленями бока лошади, потянул поводья в сторону.

— Давай переберемся вперед.

Когда колонна пересекла долину и поднялась на Елеонскую гору, солнце поднялось высоко, и жара стала ощутимой. Макрон, гораздо более привычный к климату северных провинций, ужаснулся тому, что придется остаток дня трястись в седле под прямыми лучами солнца. Шлем центуриона висел на луке седла, и, по примеру других солдат, Макрон надел на подшлемник соломенную шляпу. Вскоре подшлемник стал горячим и липким от пота, и центурион вполголоса проклинал Нарцисса, пославшего их на это задание. Лошади шли по тропе, ведущей к тому месту, где река Иордан впадает в Мертвое море. Владения зажиточных иудеев остались позади, большинство особняков стояли заколоченными — хозяева, не осмеливаясь жить под угрозой бандитских ножей, предпочли перебраться в свои иерусалимские дома, где было безопаснее. Жители постепенно покидали эти земли, и деревни, через которые проезжала колонна, представляли собой скопище глинобитных лачуг, окруженное узкими полосками возделанной земли.

— Безумие, — высказался Макрон. — Как можно тут заработать на пропитание? Эй, проводник!

Симеон повернулся в седле и улыбнулся.

— Слушаю, друг мой!

Макрон уставился на него.

— Ты мне не друг. Пока. Ты просто проводник, так что следи за языком.

— Как пожелаешь, римлянин. Чего ты от меня хочешь?

Макрон ткнул в сторону крохотных участков возделанной земли вокруг деревни, которую миновала колонна.

— Что это такое? Почему такие маленькие наделы?

— Так принято в Иудее. Когда хозяин умирает, земля делится между его сыновьями. Когда они умирают, земля делится между их сыновьями. Так что с каждым поколением наделы становятся меньше и меньше.

— Но так не может продолжаться вечно.

— Разумеется, центурион. Это еще одна беда этой земли. Когда человек не в состоянии содержать семью, он вынужден взять в долг под залог имущества. — Симеон пожал плечами. — И если случится неурожай или на рынке упадут цены, он не сможет отдать долг, и землю отберут. Многие отправляются в Иерусалим искать работу, остальные же уходят в горы и становятся бандитами, нападая на путников и терроризируя мелкие селения.