— Ну что ж, товарищи, будьте как дома. Рад, что прибыли. Если не возражаете, то охотно проведу вас по расположению батальона, покажу вам, чем мы богаты.

Все согласились. Тихонов помедлил секунду-другую, прикидывая, с чего начать обход батальона, и, вспомнив о младших командирах, ждавших в стороне, когда комбат займется ими, велел подозвать их.

Старшины и сержанты оказались как на подбор: рослые, подтянутые, собранные. Они так лихо козыряли Тихонову, так ловко это у них получалось, что старый служака невольно улыбнулся. За последнее время, когда в армию нахлынуло много людей необученных, не знающих даже элементарных правил армейского порядка, настоящая строевая выправка, которой отличались приехавшие старшины и сержанты, не могла не броситься ему в глаза.

— Да откуда вы такие взялись?! — не утерпев, воскликнул Тихонов.

— Мы только что окончили курсы подготовки младшего комсостава по сокращенной программе полковых школ, — проговорил один из сержантов, на котором все обычное солдатское обмундирование сидело как-то по-особенному ловко. Тихонов присмотрелся к сержанту: карие глаза его были быстрыми, цепкими, движения пластичными. «Спортсмен», — про себя отметил Тихонов и, попытавшись на глаз определить возраст сержанта, в недоумении опустил голову. Сержант был моложав, по-юношески поджар, но по каким-то незримым признакам, по манере смотреть в упор Тихонов понял, что сержант прожил уже не меньше тридцати лет.

— Вы знаете, товарищ капитан, — проговорил старший политрук Буткин, — сержант товарищ Соловей, — при этих словах он кивнул головой на сержанта, который, заслышав свою фамилию, произнесенную старшим начальником, вытянул руки по швам и стоял как по команде «смирно», — изумительный затейник. Он и певец, и танцор, и баянист, и чтец. Дорогой он нам показал свое искусство. Я полагаю, что товарищ Соловей наладит нам в батальоне художественную самодеятельность…

— Это хорошо! Живем мы тут, по правде сказать, не очень весело, — с грустной усмешкой сказал Тихонов.

— Ну, насчет веселья, товарищ капитан, не беспокойтесь, мы его из-под земли добудем, — довольно самоуверенно проговорил Соловей. Но судя по тому, что и средние и младшие командиры на эти слова сержанта отозвались сочувственно, Тихонов понял, что Соловей, видимо, насчет веселья в самом деле «собаку съел».

— Давайте, давайте, сержант, унывать нам не приходится, — шутливо сказал Тихонов и, помолчав, добавил: — Помните, как поется в песне: «Затоскуй, загорюй — курица обидит».

Потом все они, и средние командиры и младшие, направились вслед за Тихоновым по пади Ченчальтюй осматривать расположение батальона, в котором с сегодняшнего дня они становились равноправными жителями, участниками всех его дел, законными творцами его доброй славы.

Батальон существовал всего лишь несколько недель, но он имел уже кое-какую историю, о которой можно было рассказывать.

Тихонов показал приезжим землянки, теперь уже оборудованные по всем правилам строительной техники, ознакомил с расположением рот, рассказал о соседях — таких же батальонах, как и его, Тихонова, подразделениях, расположенных в семи-восьми километрах слева и справа. Потом он провел прибывших командиров к самому большому котловану, который один из всех оставался еще не покрытым никакой крышей. Здесь намечался клуб. Его не достроили из-за отсутствия теса. Сам начальник политуправления обещал прислать тес, и теперь его ждали с каждым поездом.

Котлован, предназначенный для клуба, был местом гибели Симочкина, и Тихонов, все еще переживавший гибель молодого бойца, не утерпел, чтобы не рассказать об этом памятном всему батальону событии.